В. Ростовский - Патриотизм и военно-патриотические традиции России

В книге Фельбигера старательно обходится вопрос о вопиющей несправедливости крепостничества, когда большая часть населения находится в полурабском положении и всецело зависит от воли и прихоти дворянства. Некоторые опасения все же им высказываются, но не в плане ликвидации, хотя бы в отдаленной перспективе, крепостничества и предоставления гражданских прав и свобод основной массе населения. Речь идет всего лишь о некоторой сдержанности дворянства в отношении порабощенного населения, которую Фельбигер включает в содержание патриотического долга привилегированного сословия. «Любовь к Отечеству, – отмечает он, – требует однако от благородных, дабы они почитали согражданами себе и нижайшего состояния людей, не презирали бы и ни мало не обижали их» 109.

В структуре дворянского сословия Фельбигер особо выделяет «военное состояние». Он решительно отвергает получившие распространение в российском обществе взгляды относительно истинных причин и мотивов поступления дворянства на военную службу. По его мнению «несправедливо думают те, кои почитают состояние сие, в разсуждении дворянства, притекции бедных людей знатного состояния, в разсуждении благовоспитанных граждан, наказанием развращенных детей, в разсуждении же простаго народа, состоянием невольничества» 110. Напротив, именно военному сословию принадлежит важнейшая функция защиты суверенитета и территориальной целостности страны, которая в прежние времена возлагалась на всех, кто был способен держать оружие. И поскольку эпоха народных ополчений, по его мнению, безвозвратно ушла в прошлое, постольку лишь военное сословие, численность, состав и сроки призыва которого определяет сам государь, способно эффективно защищать Отечество.

Австрийский педагог совершенно справедливо отмечает не только значительные тяготы воинской службы, но и ее постоянные опасности. Поэтому он обращает внимание на моральные и нравственные аспекты воинской службы. «Воин, – подчеркивает Фельбигер, – долженствует любовь к Отечеству являть повиновением и храбростью, что стоит несравненно дороже, нежели другим людям; ибо он должен, или принесть действительно в жертву покой, здравие, свободу и самою жизнь свою, или по крайней мере готов был жертвовать всем сим для блага общества на всякий час. За сие достойно ему воздавать честь и благодарность» 111.

Эти положения абсолютно бесспорны. Более того, они актуальны и в наши дни. Однако сомнения вызывают как сам способ исполнения военнослужащим своего патриотического долга, так и нравственные и психологические качества, необходимые для защиты Отечества. «Воин, – подчеркивает Фельбигер, – долженствует слепо исполнять повеления начальников своих, не разсуждая о намерениях и пользе сих повелений» 112.

Разумеется, существует известная специфика воинского долга по сравнению с долгом гражданского служащего. У последнего существует хотя бы ограниченные возможности выбора вариантов исполнения приказов и распоряжений, а также их обсуждения. Воинский же долг предполагает, прежде всего, безоговорочное и неукоснительное исполнение приказа своего командира, поскольку военная организация по своей природе требует четкости, точности и оперативности выполнения поставленной задачи. Поэтому и несопоставимы санкции к нарушителям приказов и распоряжений на военной и гражданской службе.

Вместе с тем, проведение сколько-нибудь эффективной и успешной военной операции возможно лишь тогда, когда она основывается на осознании приказов и творческой инициативы со стороны всех участников. При этом патриотические мотивации военнослужащих необязательно находятся на первом плане. В механизме исполнения воинского долга следует выделить, прежде всего, волю, энергию, настойчивость и отвагу, образующие внутренние побуждения и намерения военнослужащих. Патриотическая же сторона исполнения воинского долга проявляется зачастую лишь, в конечном счете, как некий итог осмысления и осознания общественной значимости ратного труда. В этом процессе большая роль принадлежит командирам, которые могут чаще всего впоследствии разъяснить рядовому составу стратегическое значение тех или иных командных решений и их следствий. Однако Фельбигер последовательно отвергает любые возможности для осознания военнослужащими патриотической значимости своей деятельности. «Каждый воин, – считает он, – обязан иметь сию к начальникам доверенность, и потому долг его есть думать, что повеление ему есть самое лучшее средство для настоящего случая, и что нужно оно для сохранения или спасения государства. Он должен помнить, что невозможно, да и не должно, начальнику давать отчета в действиях своих подчиненным своим» 113.

Таковы основные положения официальной системы патриотического воспитания в российской империи в последней четверти XVIII в. Можно в целом согласиться с уже имеющимися оценками этой системы в современной литературе. Ее определяют как «манифест педагогических воззрений русского самодержавия» 114.

Со своей стороны отмечу и позитивные моменты системы патриотического воспитания в России этого исторического периода. Во-первых, она реально охватывала 60-70 тысяч учащихся главных и малых народных училищ ежегодно, не считая лиц проходящих домашнее обучение. Это говорит об ее масштабах и действенности. Во-вторых, система патриотического воспитания ничего общего не имела с этноцентризмом и строилась на веротерпимости россиян, поэтому она способствовала позитивным центростремительным тенденциям в развитии российского государства. Втретьих, эта система выполняла важную просветительскую функцию, поскольку знакомила молодых россиян с идеологией патриотизма. Если учесть, что термин «отечество» был официально упразднен из российского политического лексикона в период правления Павла I, то система патриотического воспитания, при всей её ограниченности и внутренней противоречивости, видимо, заслуживает менее жестких оценок и выводов, чем это принято в настоящее время.

Официальная концепция патриотизма не исчерпывала концептуальное содержание российского патриотизма. Другим полюсом патриотической мысли выступало творчество таких выдающихся представителей дворянского Просвещения как А.Н. Радищев, Д.И. Фонвизин. Их теоретическое и публицистическое наследие дало программный ответ на вопрос, кто есть истинный сын отечества.

В творчестве русских просветителей патриотизм рассматривался отнюдь не умозрительно, а в контексте разрешения самых острых противоречий российской действительности. Важнейшим критерием патриотизма, по мнению русских просветителей, выступало отношение индивида к освобождению от крепостного права и изменению формы правления российского государства. При этом их общественно-политические идеи нашли широкий отклик у современников и подготовили мощную волну освободительного движения в I-й четверти XIX в.