Карл Виттфогель - Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти

Трагедия бюрократа Тимона Афинского пока ещё не была написана. Но судьба Сыма Цянь показывает, что может произойти с человеком, который, избегая основного принципа бюрократического благоразумия [89], противоречит носителю тотальной власти. Она показывает, как то, что является ожидаемым поведением в открытом обществе, граничит с безумием под сенью тотального террора. Окружение Сыма Цянь было таким, каким было, вмешательство Сыма Цянь в дело одного из своих друзей явилось выдающимся исключением, отказ же друзей Сыма Цянь вмешиваться в его дела было печальной нормой.

Если оценивать это по меркам открытого общества, китайский историк чудовищно пострадал. Если оценивать это по меркам мира, в котором он жил, ему даже повезло. Хотя он был кастрирован, но остался жив, и, не имея политической значимости, смог продолжить работу над своими историческими исследованиями. Он даже критически прокомментировал обращение с ним в послании, которое, однако, осмотрительно хранил от чужих глаз, пока не умер.

Когда преследование является тотальным, жертва гидравлического террора может лишиться не только своих друзей, но и своего доброго имени. Великий персидский визирь и писатель Рашид ад-Дин был обвинён завистливыми и враждебными чиновниками в том, что отравил отца молодого султана. Преступление, в совершении которого был обвинён Рашид, не соответствовало его личности и противоречило его самым элементарным интересам. Рашид ад-Дин был выдающимся азиатским историком своего времени, автором знаменитого свода законов Газана (канона), величайшим визирем династии ильханов и одним из величайших людей, родившихся на Востоке (East). Государь, в убийстве которого он был обвинён, почитал его так высоко, что, как полагают, подарил ему больше золота, чем Александр Македонский даровал Аристотелю. В самом деле, считается, что таланты Рашид ад-Дина были необходимы государству, как соль мясу.

Трудно понять, почему человеку следует убивает своего щедрого обожателя. И выходит за пределы понимания, почему ему следует умышленно уничтожить источник своего могущества, безопасности и благосостояния. Но такие соображения не остановили врагов Рашида. Они объявили его виновным. Они казнили его сына на его глазах. Они разрубили его собственное тело надвое, конечно же, не позволив ему никакого последнего утешения от друзей или родственников. Так умер Рашид, одинокий человек, лишённый мирской и духовной чести. В итоге он был осуждён и как религиозный самозванец.

Неважно, насколько цинично поступили обвинители Рашида, они не заставляли его публично признаться в преступлениях, в совершении которых его подозревали. Напротив, считается, что он до конца настаивал на своей невиновности. Но даже такая снисходительность не наблюдается на крупных политических процессах в современных тотальных управленческих государствах.

Разница возникает не из-за отсутствия какой-либо террористической эффективности со стороны гидравлического деспотизма. Те, кто пытали по приказу гидравлических правителей, могли бы сломить любого и, конечно, добились бы публичных признаний, если бы захотели. Но элита гидравлического режима не видела причин предавать огласке свои конфликты в деревнях или кварталах гильдий, где в субполитической атмосфере произрастали полуавтономные формы демократии нищих. Таким образом, не было никакой необходимости добиваться впечатляющего, ярко выраженного самоотчуждения, в чём тоталитарные 'народные' суды специализируются в настоящее время.

Последние дни советского коммуниста Бухарина показывают, как в современных условиях жертву можно заставить публично сотрудничать для собственного унижения. Ленин в своём 'Завещании' писал, что Бухарин - самый ценный и самый крупный теоретик партии, что его обоснованно можно считать любимцем всей партии. Но фаворит сегодня - монстр завтра. Ложно обвинённый и приговорённый к смерти во время Великой чистки 1930-х годов, Бухарин мгновенно потерял популярность и известность. Вышинский, тогдашний Генеральный прокурор СССР, высказал мнение партийных лидеров, когда назвал Бухарина 'теоретиком в кавычках', 'отвратительной помесью лисы и свиньи', причислил его к шпионам и изменникам, которых 'нужно отстреливать, как грязных собак'. И психологические инженеры Советского правительства обработали подсудимого так искусно, что тот публично и с всеми подробностями признался в предательских деяниях, которых никогда не совершал.

Очевидно, что тотальное одиночество, как и тотальный террор, также имеет свои разновидности.

Наше исследование привело нас к нескольким основным выводам. Во-первых, институциональный строй (гидравлическое общество) не может быть объяснён ссылкой на географические, технологические и экономические факторы по отдельности. Хотя реакция на природную среду является ключевой особенностью, она играет формирующую гидравлическую роль только при очень специфических культурных условиях. И это более затрагивает организационные, а не технологические изменения. Во-вторых, некоторые особенности гидравлического общества проявляются и в других аграрных цивилизациях. Но гидравлическое общество является специфичным из-за качества и значимости двух своих особенностей (гидравлическая организация и агрогидравлический деспотизм). И их эффективное сочетание создаёт некое операционное целое, функционирующее предприятие, которое способно поддерживать себя на протяжении тысячелетий. Историк человеческой свободы должен взглянуть в лицо этому фундаментальному эмпирическому факту: среди высших мировых доиндустриальных цивилизаций гидравлическое общество, самое деспотическое из них, пережило все остальные.

Почему гидравлическое общество демонстрирует такую стойкость? Из-за его государственно-управляемой системы гидравлического земледелия? Этому поверят сторонники экономической интерпретации истории: действительно, так утверждал сам Маркс.

Но важно то, что Маркс и Энгельс рассматривали царское правительство постмонгольской России как по-Восточному деспотическое, хотя оба, конечно, знали, что земледелие России не было гидравлическим. Трудность с точки зрения экономического детерминиста очевидна, и она возрастает, когда мы понимаем, что, кроме царской России, некоторые другие агродеспотические государства осуществляли важные организационные и накопительные функции гидравлического общества без поддержания характерной гидравлической экономики. Способность этих режимов успешно сохраняться в течение длительного времени наводит на мысль о решающей эволюционной роли организационных и связанных c властью особенностей агроуправленческого строя.