Карл Виттфогель - Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти

Некоторые символы гидравлической государственности, такие как обязанность вассалов целовать ногу государя, сохранялись в течение длительного времени даже после периода Меровингов, но, не имея существенных социальных основ, они в конце концов исчезли. И политическое развитие, вместо того чтобы следовать римской модели, породило децентрализованную протофеодальную систему правления, которая была характерна для первого периода Средневековья.

В этот период, который, предположительно, длился до конца XII века, в 1086 году появилась 'Книга Страшного суда', реестр земель Англии, который был затребован в 1085 году королём норманнов Вильгельмом Завоевателем. Европейские историки выявили институциональные первопричины 'Книги Страшного суда' и в Англии, и в Нормандии. Но хотя эти первопричины полностью достоверны, они не позволяют адекватно объяснить великий англо-норманнский земельный реестр. Этот тип общественного кадастра не только не известен в регионе, откуда пришли Вильгельм Завоеватель и его люди ('Нормандия не знала ни 'Книги Страшного суда', ни статутов'), но также не известен в других частях не-Восточной Европы. Согласно Мейтленду, книга представляет собой деяние, которое не имеет аналогов в истории Европы.

Что же вдохновило людей на это беспрецедентное достижение? Завоевание, как предполагает Мейтленд, не даёт убедительного объяснения, так как в средневековой Европе было много завоеваний, но появилась только одна 'Книга Страшного суда'. Примером являются норманны Нормандии. Они, несомненно, поселились на севере Франции благодаря завоеванию, но не стали, по известным нам сведениям, вводить 'Книгу Страшного суда'. Могло ли быть, что к 1085 году норманны ознакомились с административными методами, которые не были известны им в X или даже в начале XI века?

Когда в 1066 году норманны завоевали Англию, некоторые из их соотечественников уже являлись покорителями Южной Италии, области, которая с перерывами находилась под византийским управлением до 1066 года, и некоторые из норманнов создали плацдарм в Сицилии, области, которой в течение трёхсот лет правила Византия, а после - сарацины, которые соединили арабские и византийские приёмы абсолютистского правления.

У нас нет убедительных доказательств влияния этого византийско-сарацинского опыта на Вильгельма Завоевателя и его советников. Но мы знаем, что в 1072 году, то есть за 13 лет до того, как Вильгельм Завоеватель затребовал реестр Англии, норманны завоевали столицу Сицилии Палермо и северную половину острова. И мы также знаем, что существовала значительная миграция между итальяно-сицилийскими норманнами и их собратьями в Нормандии и Англии, особенно среди знати и духовенства. Последним также приходилось активно заниматься административной работой. Не удивительно, что на основе своих знаний об этом периоде Хаскинс, ведущий английский эксперт по англо-сицилийским отношениям в средние века, предполагает возможность установления связи между 'Книгой Страшного суда' и финансовыми реестрами, которые юг унаследовал от своих византийских и сарацинских правителей.

Гипотеза Хаскинса отлично объясняет, почему типовая гидравлическая методика финансового управления появилась в феодальной Европе. Это также объясняет, почему в течение сотен лет после этого внушительного деяния не было аналогов в подобной области. По-видимому, систематическая и общенациональная регистрация, обычная в сфере деспотизма Востока, была неуместна в феодальном обществе.

Но ни провал франкских попыток, ни своеобразие английской 'Книги Страшного суда' не означают, что после 476 года институциональный раскол между гидравлическими и негидравлическими частями Европы оставался неизменным. История Южной Италии и Сицилии до норманнов показывает две основные силы восточной (Eastern) экспансии: византийцы, которые пытались сохранить свой способ правления в некоторых бывших провинциях Римской империи, и, в гораздо более значительной степени, арабы, которые, вдохновлённые динамичной новой верой и обладавшие новыми приёмами военного дела, распространили свою власть от центров гидравлического общества на Ближнем Востоке по всей Северо-Западной Африке, в Испанию и временно на Сицилию.

Этот колоссальный всплеск напоминал расширение Римской империи на запад тем, что она тоже распространила по-Восточному деспотические методы правления. Но по целому ряду причин институциональные воздействия исламского завоевания имели гораздо более далекоидущие последствия. Под римским влиянием Западная Европа стала частью неплотного гидравлического общества Востока, однако не переняла гидравлическое земледелие и в конце концов вернулась к гидравлическому околопериферийному или вовсе негидравлическому состоянию. Под влиянием арабов перепад был значительно больше. До исламского вторжения Пиренейский полуостров был родиной протофеодальной цивилизации, которая имела мелкомасштабное ирригационное земледелие, но, возможно, и малочисленные гидравлические сооружения [124]. Сильно отличаясь от римлян, которые захватили Западную Европу, арабские завоеватели Испании были вполне знакомы с гидравлическим земледелием, и на своём новом месте проживания охотно использовали методы, которые приносили огромную прибыль на их родине. Под властью мусульман искусственная ирригация была улучшена и расширена по моделям Востока, и это затронуло государственное управление: надзор за ней являлся делом государства.

Таким образом, мавританская Испания стала чем-то большим, чем периферией Востока. Она стала подлинно гидравлическим обществом, деспотично управляемым назначенными на должности чиновниками и облагаемым налогами с применением агроуправленческих методов накопления. Мавританская армия, которая быстро превратилась из племенной в наёмную, несомненно, была инструментом государства, как и армии халифатов Омейядов и Аббасидов. Протонаучная система ирригации и озеленения была дополнена замечательным прогрессом типично гидравлических наук: астрономии и математики. Феодальная Европа того времени не могла похвастаться подобными достижениями. Воссоздавая впечатления великого арабского географа Ибн Хаукаля, который посетил Испанию в X веке, Дози так комментирует организационную власть мусульманского государства, чья политика, как и его гидравлическое земледелие, проникала в самые отдалённые части страны: 'Чужеземец повсюду с восхищением отмечал хорошо возделанные поля и гидравлическую систему, которая была скоординирована таким глубоко научным образом, что делала плодородной вроде бы наименее полезную почву. Он дивился идеальному порядку, который царил даже в наименее доступных районах благодаря бдительной службе охраны порядка'.