Леонард Млодинов - Стивен Хокинг. О дружбе и физике

– Леонард! – с энтузиазмом воскликнула она наконец.

Мгновение спустя она поняла по моему виду, что ее энтузиазм несколько неуместен.

– Что-то не так? – спросила она.

– Все не так, – ответил я.

Должно быть, я выглядел таким же одержимым, как преступник, которого упекли в сумасшедший дом и которого Юдифь когда-то лечила арт-терапией на острове Фиджи. Тот самый пациент, который оттяпал голову своему отцу.

– Простите, – сказала Юдифь. – Я знаю, насколько важно было соблюсти дедлайн. Я действительно думала, что вы закончили.

Уверен, что выражение на моем лице изменилось; уверен также, что оно было не из приятных. Я попросил ее выяснить, можно ли продлить мое проживание в колледже Гонвилля и Киза, а также отложить мой рейс. Я вспомнил о всех делах, которые мне придется отложить, если я не приеду домой в запланированное время. Я подумал о реакции издательства Bantam . Я содрогнулся, представив себе грядущие последствия. По расписанию я должен был уехать на следующий день, в субботу. Я предполагал, что мы закончим сегодня, но теперь я поражался себе – как я мог быть таким оптимистичным тупицей? Итак, я огорошил Юдифь и вернулся в кабинет Стивена.

Стивен как раз перешел к очередной иллюстрации. Это был триптих, представляющий основную идею теории струн ( M -теории). На каждой из трех панелей триптиха в футуристическом стиле был нарисован стакан с розово-голубым напитком и с торчащей из него соломинкой. На левой панели изображение было дано крупным планом, на средней панели – с промежуточного расстояния, а на правой панели – дальним планом. Соломинки на левом и среднем рисунках выглядели, как полые цилиндры, а на самом правом – в виде линии. Идея заключалась в том, что, если объект, подобный соломинке, рассматривать издалека, он может казаться одномерным, то есть линией, хотя на самом деле имеет более высокую размерность.

Стивену что-то не нравилось в этой иллюстрации. Чтобы угадать, в чем дело, я испробовал метод «двадцати вопросов». Безуспешно. Он прервал меня на полуслове и начал печатать. Вечер. Часы показывают 7: 59. Я подумал о том, что мне очень нравится этот триптих. Он отображает важный технический аспект в простой манере. Мне не приходило в голову, в чем может заключаться возражение Стивена. Наконец он закончил печатать, и компьютер озвучил причину его недовольства.

– Соломинка на крайней правой панели слишком длинная, – сказал он.

Мне захотелось закурить. Мне захотелось заплакать. Я поискал глазами на столе Стивена иллюстрацию, на которую он ссылался, но не увидел ее. Должно быть, он говорил о ней по памяти. Я достал гранки иллюстраций из своего портфеля и нашел среди них ту, о которой шла речь. Стивен был прав. При дотошном сравнении соломинка на крайней правой панели выглядела слишком длинной по сравнению с высотой стакана. Я смотрел на нее десятки раз и не заметил этого. В этот момент я почти возненавидел Стивена. Черт побери, что с ним такое? У кого еще найдется такой ум?

Я попытался успокоиться. Сделал глубокий вдох. Сделал пометку, что нужно сказать художнику про соломинку. Я сказал Стивену, попытавшись убрать напряжение из своего голоса:

– О’кей. Что-то еще?

Он нахмурился. Чем теперь он был недоволен? У меня не было ни малейшего понятия. Стивен что-то напечатал.

– Время 8: 00, – сказал он. – Мы закончили.

Я не ожидал такого поворота. Что-то пролепетал – не помню, что именно. Но очень хорошо запомнил ответ Стивена:

– Мне нужны жесткие сроки. Иначе я никогда не закончу.

Он нацепил на лицо широкую ухмылку. Я поглядел на него и подумал, что должен что-то ответить, но у меня не было слов. Стивен продолжал печатать.

– Книга хорошая. Спасибо, что вы писали ее вместе со мной. Давайте вместе пообедаем.

Обед у Стивена дома еще варился или тушился – в общем, был в процессе готовки под присмотром сиделки. Диана села за пианино и стала играть классическую пьесу. Стивен сидел рядом, погрузившись в музыку. Я не знал эту пьесу, но знал шкаф, в котором хранилось вино. Подойдя к нему, я вытянул неоткупоренную бутылку коньяка. Крепкого алкоголя в шкафу было немного; я никогда не видел, чтобы Стивен пил крепкие напитки. Но там был этот коньяк – по-видимому, чей-то подарок, как и вино.

Мне не хотелось мешать Стивену и обращаться к нему с вопросом – могу ли я открыть бутылку. Поэтому я открыл ее сам. Взяв с обеденного стола бокал, я плеснул себе немного, так, как обычно пьют коньяк. Затем подумал и налил еще – представил, что наливаю вино. В самом деле, если это винный бокал, почему бы не наполнить его до краев? Я не стал предлагать Стивену коньяк. Я знал, что он не будет его пить, так же, как знал и то, что я хочу выпить. Затем я пододвинул стул поближе к пианино и уселся рядом со Стивеном.

Диана играла с душой. Она могла играть мягко, но там, где нужно, играла страстно, даже яростно. Некоторые пассажи неистово отлетали от ее пальцев. В одном месте она взяла фальшивую ноту, но не остановилась и продолжала играть дальше. «Я предпочитаю слушать твою игру, пусть даже с ошибками, чем безупречное исполнение по радио», – сказал ей однажды Стивен. Может быть, он имел в виду, что предпочитает живой звук той музыке, что доносится из его великолепных наушников, но я понял эту фразу по-другому. Я воспринял ее как признание в любви. Стивен любил Джейн, и он любил Элейн. Он отличался глубокой проницательностью в физике, но со всей своей проницательностью не мог понять, что случилось со всеми этими чувствами. Существовали ли они еще, и если да, то где? Или они исчезли безвозвратно? Размышляя над такими материями, вполне можно превратиться в циника, но Стивен не был циником. По-видимому, он влюбился в третий раз.

Видя, как Диана смотрит на Стивена, я понимал, что их любовь взаимна. Стивен тоже чувствовал это. Она любила Стивена, и его было за что любить. Временами у Дианы бывали расстройства психики, но за те годы, что она жила в доме у Стивена, осложнений стало меньше. Стивен знал о ее проблемах с душевным здоровьем и принимал ее всю как она есть. Так же, как и она принимала его. Вначале она была заботящейся о Стивене сиделкой; теперь она чувствовала, что и он заботится о ней. Ей нравилось, когда он просил ее подержать его за руку, поцеловать в щеку или прилечь рядом с ним в постель. Ей нравилось ходить вместе с ним в парикмахерскую делать прически. Ей нравилось посещать вместе с ним ферму в усадьбе Уимпол и смотреть, как кормят свиней. Стивен проявлял живой интерес к космологии, но он проявлял живой интерес и к свиньям. Диана предполагала, что его предки по одной линии могли быть фермерами, разводившими свиней. Скорее всего, она была права: эту часть жизни Стивена она знала довольно хорошо.