Тревор Кокс - Книга звука. Научная одиссея в страну акустических чудес

Такие важные и влиятельные институты, как муниципалитеты, церкви и монастыри, используют колокола для указания времени как сигнал начала богослужений, а также отмечают ими важные исторические события. Колокола могут предупреждать об опасности, призывать к оружию, звучать в честь военных побед, крещений, свадеб и похорон. Ален Корбен, изучавший роль колоколов в сельской Франции в XIX в., приводит убедительные аргументы в пользу того, что звуковой отпечаток «метил» территорию общины как в социальном, так и в административном плане. Колокола сигнализировали об окончании рабочего дня, и жители должны были оставаться в пределах слышимости [390].

Церковные колокола можно услышать в любом уголке мира, однако в большинстве случаев они просто звонят — отверстие колокола обращено вниз, а язык раскачивается и ударяется о стенки изнутри. Звонари используют разные методы, чтобы создать типично английский звук, или перезвон , который возник в XVI в. и который можно услышать каждые выходные в церквях всей страны. При перезвоне несколько колоколов создают определенный ритм, который можно назвать предшественником минималистских произведений Стива Райха или Филипа Гласса.

Мне всегда хотелось узнать побольше о перезвоне, поэтому одним осенним днем, за пару месяцев до экскурсии на Биг-Бен, я направился к церкви неподалеку от дома. Это деревенская церковь в готическом стиле, которую посещают прихожане одного из пригородов Манчестера. Не обращая внимания на прилавок с джемом и пирожными перед входом и выставку свадебных фотографий в нефе, я поднялся по очень узкой винтовой лестнице, нырнул в низкую дверь и вошел в комнату звонаря. Из отверстий в потолке свисали толстые веревки, каждая со специальной шерстяной петлей. Пол, один из штатных звонарей церкви, подробно рассказал мне о перезвоне. Другой штатный звонарь, увлеченный парень по имени Джон, показал настольную модель колокольни. Кроме того, с помощью веб-камеры я мог видеть, что происходит на колокольне.

Каждая веревка идет к бронзовому колоколу через отверстие в потолке. Шесть колоколов церкви Святого Иоанна издают первые ноты основной музыкальной гаммы, но мелодичность не является главной целью. Несколько звонарей тянут за веревки и звонят в колокола в последовательности, подчиняющейся строгому математическому закону. Напротив Пола стоит белая доска, на которой пишут фломастером, покрытая сеткой цветных цифр, соединенных линиями, указывающими последовательность, в которой должны звонить колокола. Пол объяснил, что колокольный звон требует от звонаря дисциплины и жесткой регламентации, когда «уши открыты, а глаза не отрываются от белой доски» [391].

Джон и Пол могут с большой точностью управлять моментом удара, потому что каждый колокол подвешен на большом колесе, которое совершает полный оборот. Прежде чем ударить в колокол, Джон с помощью веревки переворачивает его, направляя отверстие вверх. В таком положении колокол остается до тех пор, пока звонарь снова не тянет за веревку, опрокидывая колокол; он описывает полный круг и снова замирает отверстием вверх. Еще раз дергая за веревку, Джон поворачивает колокол в другом направлении, и тот снова совершает полный оборот. Колокола очень тяжелые, и Джон объяснил, что с ними нужно сотрудничать, а не сражаться. Мне как новичку доверили только половину работы — звонарь заставит колокол описать первый круг, а я поверну его в другую сторону. Веревка висела прямо передо мной, и я ухватил петлю, как биту для крикета. Когда Джон потянул за веревку, заставив колокол подняться, мои руки взлетели вверх; я пытался потянуть веревку вниз, но сделал это не вовремя и не смог повернуть колокол в противоположном направлении. После нескольких попыток мне удалось поймать ритм. Когда колокол только начинает наклоняться в нужном направлении, настойчивое и плавное движение веревки вниз заставляет его сделать полный оборот.

Желая больше узнать о реакции людей на колокольный звон, я обратился к музыканту Питеру Кьюсаку, который лет десять назад в Лондоне начал изучать реакцию слушателей. Его метод обманчиво прост. Он спрашивает: «Какой звук Лондона вам нравится больше всего и почему?» Вопрос не только дает материал для исследования Питера, но и раскрывает индивидуальное отношение к звукам. Проект «Любимый звук» подхватили другие энтузиасты, и затем исследование проводилось в разных городах мира, в том числе в Пекине, Берлине и Чикаго.

В Лондоне люди, отвечая на вопрос Питера, часто называли Биг-Бен, но не всегда имели в виду звук самого колокола. Они вспоминали паузы между ударами — моменты ожидания следующего удара, когда слуховая зона коры мозга активизируется, готовясь к новому звуку; нечто подобное я остро ощущал на колокольне. На улице Биг-Бен звучит совсем по-другому, поскольку фактор ожидания ослабляется шумом транспорта. 150 лет назад, когда впервые прозвучал удар большого колокола, жители Лондона могли слышать его издалека. В наши дни характерные звуки в большей степени локализованы, и виновата в этом шумовая завеса современных городов.

Кокни, представители рабочего класса из лондонского Ист-Энда, известны своим рифмованным сленгом: они говорят «apples and pears» вместо «stairs», «plates of meat» вместо «feet» и «trouble and strife» вместо «wife». Настоящим кокни считается тот, кто родился в пределах слышимости колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу. Но акустические исследования показывают, что настоящих кокни скоро не станет, поскольку зона слышимости церковных колоколов уменьшилась настолько, что в ней не осталось ни одного родильного дома [392]. Сто пятьдесят лет назад Лондон был тихим, как современная деревня, — уровень шума по вечерам, по всей видимости, не превышал 20–25 децибел, а колокольный звон был слышен на расстоянии 8 километров. Сегодня уровень шума в Лондоне, как правило, составляет около 55 децибел, и колокола слышны в лучшем случае на расстоянии полутора километров.

За полгода до близкого знакомства с Биг-Беном я оказался всего в 500 метрах от церкви Сент-Мэри-ле-Боу, рядом со звуковой скульптурой под названием «Кортиев орган» (рис. 8.8). Работа Фрэнсиса Кроу и Дэвида Прайора предназначена для преобразования и ослабления шума окружающей среды, например от транспорта, который заглушает лондонские колокола. «Кортиев орган» состоит из девяноста пяти прозрачных вертикальных цилиндров из акрила, каждый диаметром около 20 сантиметров и высотой 4 метра. Кортиев орган, расположенный в канале улитки нашего внутреннего уха, преобразует звуковые колебания в электрические импульсы. Скульптура напоминала гигантскую детскую игрушку; лес прозрачных цилиндров искажал фигуры проходящих мимо людей.