Маргарита Рютова-Кемоклидзе - Квантовый возраст

— Конечно, профессор.

— Пишите: «Профессор Шнирельман, проживающий в пансионе фрау Гроунау, намагничивает лезвия бритвы „Жилетт“».

— Да, профессор, но для чего?

— А я не знаю. Но, может быть, кому-нибудь нужно? Я намагничу. Не нравится это, поместите другое: «Профессор Шнирельман из Москвы, по глупости приехавший в Германию, готов добровольно сесть в концлагерь». А какие из лагерей навещали вы, господин журналист?

И прежде чем опешивший журналист нашел, что ответить, Шнирельман повернулся к Юре и сказал: «До чего же здесь мрачно».

Дня за три до этого Герта Бернинг устроила вечеринку в честь Юриного друга. У нее в это время гостила сестра. Матильда весь вечер не умолкала. Сначала она несла какую-то чепуху о важных графиках, которые построил ее отец, учитель гимнастики, обнаруживший, что зависимость возраста прыгающего от длины, на которую тот может прыгнуть, различна для представителей различных национальностей, а потом вдруг спросила Румера:

— Ну как, Румер, надеюсь, вы-то нас не боитесь?

— Кого это, Матильда?

— Ну как кого? Приверженцев Гитлера.

— Да что вы! А вы уже с ними?

— Да. Мой муж вступил в партию, и, знаете, все, что про нас говорят, ложь. Я-то могу это знать! Ну посудите сами, на свете очень много людей, которые не знают, как им жить, они не знают своего места в жизни, и у них все силы уходят на поиски жилища, поиски работы, пропитания. А мы этим людям помогаем — мы их сразу всем обеспечиваем. Вот, был у нас один коммунист, Шпайер, водопроводчик. Когда мой муж пришел забирать его в лагерь, они спокойно выкурили по сигарете, мой муж предложил ему немного пожить еще дома, если тот хочет, но Шпайер отказался. Они посидели, поговорили и тихонько пошли.

«Как ты тут живешь так долго?» — только и мог выговорить Шнирельман, когда они вышли на улицу.

В последний вечер Шнирельмана повели в кино. Пошли большой компанией. Владелец кинотеатра, на редкость симпатичный человек, очень любил молодежь и уже знал: если ведут гостя, надо крутить «Оперу нищих».

У Румера неожиданно для него сложились особые отношения с хозяином кинотеатра. Однажды, когда они еще с Милой были как-то в кино, Юра зацепился за гвоздик, торчащий на спинке сиденья, и выдернул маленький клочочек на пиджаке. Это его нисколько не расстроило, но, чтобы больше никто не пострадал, он решил предупредить хозяев. После сеанса он подошел к кассе и сказал, что сидел в таком-то ряду, на таком-то месте и что там торчит гвоздик.

— Мне он не причинил никакого вреда, но у вас могут быть неприятности.

— Ах, доктор, мы знаем, какой вы человек! Вы думаете не только о себе. Мы вам так благодарны!

На другой день владелец кинотеатра пришел к Румеру домой с закройщиком снимать с него мерку для нового костюма.

— Позвольте, доктор, снять с вас мерку. Вы пострадали в нашем кинотеатре и были так любезны, что предупредили нас.

Румер долго отказывался, но владелец кинотеатра не уступил, и через две недели Румер получил прекрасный синий костюм, который оказался ему весьма кстати.

И вот этот кинотеатр в последнее время все чаще и чаще бывал закрыт. Когда молодые люди впервые увидели объявление о том, что сегодня демонстрация фильма отменяется, они пошли к владельцу выяснить, в чем дело. Оказалось, что зал сняли национал-социалисты для своего собрания. Молодые люди были потрясены.

— Господин Функе, что вы делаете? Ведь вы разумный человек! Гоните их прочь!

— Это невозможно. Я вынужден отдать им зал и проститься сейчас с вами. Вы, вероятно, будете бойкотировать меня, но мне ничего другого не остается делать.

— Да нет, бойкотировать мы вас не будем, но все-таки не делайте такие глупости. Открыто становиться на сторону людей, от которых никакого добра нельзя ожидать, зачем?

Но этого требовала уже сама судьба города.

Однажды пронесся слух, что в Геттинген приезжает сам фюрер. И действительно, вскоре на дверях кинотеатра Функе появилось объявление о собрании национал-социалистов, на котором будет выступать Адольф Гитлер.

«Каким же я смелым был тогда. Взял и пошел на это собрание. Мне еще все казалось интересным, и я не отдавал себе отчета в том, что это, во-первых, опасно для жизни, а во-вторых, нечего так рваться», — рассказывал Юрий Борисович. Идея пойти на это собрание возникла у Фрица Хоутерманса. На собрание пошли втроем: Румер, Фриц Хоутерманс и Ганс Хельман.

Фриц Хоутерманс был яркой личностью. Он обладал блестящими способностями в физике и математике. В 1929 г. он высказал мысль о термоядерном источнике энергии звезд и мечтал получить термоядерную реакцию в лаборатории. Белокурый и синеглазый, он обладал типичным лицом арийца, на котором бесчисленными шрамами от мензур было написано все его буйное прошлое отъявленного корпоранта и забияки. Когда однажды Румер привел его с собой к Якову Ильичу Френкелю, прибывшему в Геттинген уже известным и крупным ученым, Френкель пришел в ужас от одного его вида. Беседа не клеилась с самого начала. Хоутерманс просто не умел быть серьезным, и даже обсуждение научных проблем выглядело у него, как жонглирование циркача. Когда Фриц в середине беседы вдруг вскочил и стал прощаться, извиняясь, что у него свидание с девушкой (правда, с какой из его пассий, он не помнит), и ушел, Френкель сказал Румеру: «Юра, где вы откопали эту нацистскую харю? У него же шмиссов на лице больше, чем извилин в мозгу». Сложная и запутанная судьба Фрица Хоутерманса свяжет его имя с ядерными исследованиями в Харькове и с самым драматическим моментом в работе над атомной бомбой в Германии. И всюду он будет чужим.

Ганс Хельман, окончив техническое училище в Ганновере, приехал в Геттинген и занялся экспериментальной физикой. Сын кадрового прусского офицера, он унаследовал от отца внешность картинного пруссака. Не менее отъявленный дуэлянт, чем Хоутерманс, он остался без двух пальцев на правой руке от острой мензуры противника. И тоже был коммунистом. Когда Коммунистическая партия Германии перешла на нелегальное положение и часть людей объявила, что они выходят из партии, несогласные с ее политикой, Ганс Хельман вышел тоже. Его не тронули. Это дало ему возможность уйти в глубокую подпольную организацию и делать, что было в его силах. Он мечтал попасть в Россию, и мечта его сбудется — его жизнь навсегда будет связана с Россией. И когда его потом спрашивали, не раскаивается ли он в этом, он говорил: «Нужно быть слепым, чтобы не поставить сейчас на Россию».

И вот эта тройка, Фриц Хоутерманс, Ганс Хельман и Юра Румер, отправились к 12 часам соответствующего дня к своему «родному» кинотеатру. Снаружи уже стояли молодчики в коричневых рубашках. Ганс выбрал среди них одного, который, по его мнению, там распоряжался; вскинул перед ним беспалую руку: «Хайль Гитлер», достал из кармана итальянскую газету с фотографией дуче и сказал: «Знаете, мы хотим послушать вождя. Вот с нами итальянский товарищ (он показал на Румера), представитель газеты „Carrera dela Sera“ (итальянская фашистская газета), и ему необходимо попасть на собрание». Румер вытянулся, кивнул головой: «Si, compagno». Молодчик посмотрел на них внимательно, задержал свой взгляд на живописном лице Фрица и, не выдержан его наглого взгляда, жестом направил их к кассе. В кассе сидел толстый человек с лицом мясника, естественно, в коричневой рубашке и со свастикой. Он вскинул перед ними руку и оторвал три билета, по пять марок каждый. Молодые люди получили свои билеты, но тут выяснилось, что они не могут попасть в зал, где будет выступать Гитлер, а должны пройти в соседний зал, где речь Гитлера будет передаваться по радио. Даже этот зал был набит битком. Румеру стало очень неуютно, а Фриц стал возмущаться: «Нас нагло надули, товарищи, мы хотели посмотреть на вождя, и мы этого так не оставим!».