Уильям Уорнер - Живые и мёртвые

В видовой среде индивид переживает ситуацию вместе с другими членами вида; взаимодействие между ними первично; единственной реальностью является особая природа вида как такового. Каждый индивид непосредственно вовлечен в усвоенные контексты других и усвоение контекстов других. Каждый член вида, как указывал Джордж Мид, включен в значение другого, будучи вовлеченным в свое собственное. То, чему обучается каждый, — это как вести себя по отношению к другим и как при этом, действуя в отношении другого, действовать по отношению к самому себе. Происходит взаимообмен видовыми сигналами и актами в непрерывном ряду приспособлений, интерпретируемых и организуемых участниками. Действие складывается из непрекращающихся адаптивных актов каждого как составных частей продолжающихся актов другого [152]. Приобретенный контекст каждого включает многое из приобретенных контекстов другого.

У людей, следовательно, знаковая ситуация одного аналогична знаковой ситуации другого и является ее частью. Значащие звуки и другие значащие жесты, обозначающие то, что происходит внутри и вне обоих организмов, могут позднее обозначать то, что произошло между ними, а также выражать и пробуждать для каждого то, что в это время ими чувствовалось. Когда похожие звуки и действия, слышимые или видимые, становятся символами и символическими жестами, значения которых обнаруживаются в предыдущих контекстах социального и видового взаимодействия, каждый индивид будет разделять с другими ядро похожих, хотя и различающихся значений. Накопление таких разделяемых значений во всех членах общества, прошлых и нынешних, образует его живое наследие. Непрерывное вложение этих взаимных значений в объекты, знаки и связи между ними превращает мир и людей в значимое целое.

С самого начала жизни каждого индивида то, что он осязает, видит, слышит, обоняет, выражает и делает, а также интенсивность его чувств непосредственно связаны с тем, что переживают и делают другие люди в тех ситуациях, в которых он оказывается.

Первоначальное значение матери, например, — это не только вкус теплого, доставляющего удовольствие молока, ощущение твердости и давления соска на нежные губы, осязание мягкости груди лицом и пальчиками младенца, ощущение сытости, утешение и поддержка ее рук и коленей и звук ее голоса. Это и мягкий голос, которым она что-то говорит самой себе. Мать (для себя самой и для других) — это женщина, которая держит на коленях своего ребенка и обнажает грудь с тем, чтобы накормить своего ребенка, в качестве питающего и любящего жеста в адрес существа, имеющего определенную сексуальную конституцию, но при этом такого, что открытый сексуальный опыт с ним всегда табуирован. Взаимные звуки и жесты и другие внешние акты образуют социально-видовое взаимодействие матери и ребенка. Каждый из них воспринял значения, а также значимые действия, жесты и звуки другого. Каждый интернализирует часть другого в контексте общего опыта. Оба разделяют общее видовое взаимоотношение, определенное в социальном контексте семьи. Хотя отношения и переживания при взаимодействии с другими внутри и вне семьи различаются, младенец учится в них посредством примерно одного и того же процесса.

Ребенок усваивает, что представляет собой его мать (а также другие люди, находящиеся в его непосредственной среде) как объект чувствования и знания. Мать усваивает, что есть с точки зрения чувства и знания ее ребенок. Но в то же время женщина, которая является матерью, узнает, что представляет собою как мать она сама, и, в более общем плане, что такое мать вообще, когда ребенок переживает ее как мать в том же самом контексте опыта и в той же определенной социальной ситуации. Взаимозависимые действия предполагают другого в этом взаимно определяемом контексте социального и видового опыта. В сообща разделяемых переживаниях каждый интернализует часть другого [16].

Когда эти базисные и непрерывные переживания имеют место в уже определенном заранее культурном контексте — в котором мать, отец или сиблинг [80 а ] определяется как некто, являющийся, согласно существующим правилам, чувствам и представлениям, человеком, который должен делать то-то и то-то и не делать того-то и того-то, и где ребенок должен научиться делать то-то и то-то и не делать того-то и того-то, — символические обычаи интернализуются в поведение ребенка и матери [37]. Значением ребенка для матери и отца становится сын или дочь, с особым именем, обозначающим этого человека, с коим они делят определенные общие переживания, обязательства, права и привилегии. Например, действия матери, в которые включено поведение ребенка, со временем им усваиваются, и значением матери для него имплицитно и эксплицитно становится тот человек, с которым он разделял определенный общий опыт, ощущал определенные обязательства, определенные привилегии и которого он узнавал по некоторому набору символов. Символ матери всегда должен отражать взаимные совместные переживания обоих — переживания, которые являются различными, хотя одними и теми же, но всегда суть переживания, сформированные в контексте «постоянного» социально определенного значения [95]. Через посредство семьи в моральные формы общества и человеческой личности вливаются колоссальные, бесконечно могущественные и в значительной степени неведомые силы видовой жизни [150].

Когда ребенок производит звук или жест, он выражает одно или несколько эмоциональных состояний. Эти звуки, как отмечал Малиновский, являются знаками, обладающими значением для взрослых — людей, уже усвоивших определенную культуру. Эмоция ребенка относится к его ситуации, поскольку связана с внутренними процессами его организма, его внешней средой или комбинацией внутренней и внешней сред. Звуковое поведение, выражающее эмоцию, расчленяется на звуковые единицы. Действия ребенка со временем тоже расчленяются на части, представляющие собой значащие жесты. По мере того, как с течением времени происходит эта дифференциация, растущий индивид действует как посредством мускульного, внешнего поведения, так и посредством поведения звукового. Издавание звуков и некоторые жесты получают знаковое внимание со стороны взрослых и вызывают действие в непосредственной межличностной среде. Большая часть этого поведения происходит в семейном контексте. Взрослые, особенно семейные фигуры, в ответ на потребности ребенка предоставляют ему помощь и комфорт. Постепенно издаваемые звуки и производимые действия-жесты более или менее адаптируются как знаки к окружающим взрослым и к эмоциональным и умственным состояниям ребенка. Эти адаптации обладают для ребенка прагматической достоверностью, поскольку снимают его напряжения и раздражения. Таким образом, анатомически беспомощный младенец социально адаптируется и становится более эффективной частью системы действия вида и социальной группы. Ребенок действует через посредство родителей и при их посредничестве провоцирует акты своими звуками и другими призывами, которые позднее становятся вербальными и символическими. С того времени, как ребенок начинает пользоваться словами, они не только выражают чувства, но и являются формой действия [85 с ].