Джон Брокман - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Это очень привлекательная идея, потому что она предполагает, что где-то там существует более естественный мир, в котором мы бы действительно почувствовали себя как дома. Однако нет никаких свидетельств того, что этот мир действительно существует, как нет и серьезных аргументов в пользу того, что наша психология настолько жестко определена нашим плейстоценовым прошлым. Пришло время отказаться от этой идеи и охватить более широкую картину.

Новые идеи и данные в области когнитивных наук, сравнительного изучения поведения животных и эволюционной биологии развития подсказывают, что нам не стоит так уж сильно разделять культуру и человеческую природу. Культурные и социальные процессы формируют наш мозг, который, в свою очередь, настраивает культуру и передает ее дальше.

Отличным примером может служить чтение. Способность передавать и накапливать информацию изменила весь наш мир, однако письменность появилась лишь около 5000 лет назад – то есть недостаточно давно для того, чтобы у нас развился внутренний «модуль чтения».

Тем не менее если вы заглянете в мозг грамотного человека, то увидите, что он функционирует несколько иначе, чем мозг неграмотного, – причем не только когда этот человек читает, но и когда он слушает устную речь. В социальном процессе обучения чтению мозг ребенка перестраивается и в нем создаются новые проводящие пути. И если бы мы не знали точно, что эта когнитивная способность возникла благодаря социальному процессу обучения, то наверняка сочли бы ее генетически унаследованной системой. Однако это не так.

Наш мозг и наш разум могут трансформироваться путем приобретения когнитивных инструментов – инструментов, которые мы можем передавать дальше, снова и снова. Конечно, разумно предположить, что эти когнитивные инструменты должны соответствовать принципам работы нашего мозга – точно так же, как инструмент ремесленника должен удобно лежать в его руке. Однако, судя по всему, мы как вид обладаем примечательной способностью строить и перестраивать набор наших когнитивных инструментов в процессе взаимодействия с другими людьми. Удивительно, насколько похожи между собой детеныши человека и шимпанзе с точки зрения таких навыков, как способность к количественному мышлению и понимание поведения окружающих, – и как сильно различаются взрослые человек и шимпанзе! Начиная с определенного возраста, люди все более активно двигаются по иной траектории развития, отчасти потому что они социально мотивированы к взаимодействию с другими (чего нет у шимпанзе). Вследствие этого эволюционная психология развития стала очень популярной областью исследований – именно она пытается понять, каким именно образом социальные процессы развивают наше мышление.

Культура и социальный мир формируют наш мозг и наделяют нас новыми когнитивными способностями, которые мы можем передавать дальше, развивая культуру. Нам следует думать о мире культуры не как о чем-то совершенно отдельном и отъединенном от нашей биологической сущности, а как о феномене, формирующем нас и передаваемом дальше нашими собственными действиями. И, следуя этой точке зрения, мы больше не должны считать себя охотниками-собирателями, растерявшимися в современном мире. Мы находимся в постоянном развитии, и, возможно, наше представление о том, каким на самом деле должен быть человек, еще слишком ограничено.

Профессор биологии и математики; директор программы по эволюционной динамике Гарвардского университета; соавтор (с Роджером Хайфилдом) книги Super Cooperators («Суперкооператоры»).

Не так давно мы отметили пятидесятилетнюю годовщину рождения крайне важной идеи совокупной приспособленности, объясняющей, каким образом насекомые создают довольно сложные сообщества и как естественный отбор может приводить к появлению альтруизма в среде родичей. Краеугольный камень социобиологии, эта идея была выдвинута в работе английского эволюционного биолога Уильяма Гамильтона, написанной в 1964 году. Автор дал следующее определение понятия:

Совокупную приспособленность можно представить в виде личной приспособленности, которая выражается у индивидуальной особи в производстве доживающего до зрелости потомства, после того как эта приспособленность была сначала отделена от индивидуума, а затем вновь соединена с ним определенным образом. Эта приспособленность лишена всех компонентов, которые могут рассматриваться как возникшие под влиянием социального окружения индивидуума, то есть остается лишь приспособленность, которая могла бы выразиться, если бы не существовало ни позитивного, ни негативного влияния среды. Затем это значение корректируется на величину коэффициентов позитивного и негативного влияния, которое сам этот индивидуум оказывает на степень приспособленности своих соседей. Эти коэффициенты отношений описывают степень близости и влияния: они могут быть равны единице для клонов, половине для братьев и сестер, четверти для сводных братьев и сестер, одной восьмой для двоюродных, … и, наконец, равны нулю для всех соседей, отношения с которыми могут считаться пренебрежимо малыми [95].

Современные формулировки теории совокупной приспособленности используют различные значения коэффициентов родства, однако все остальные аспекты определения Гамильтона сохранились в неизменном виде.

Если даже мы оставим в стороне не вполне изящную изначальную формулировку Гамильтона, у идеи совокупной приспособленности имеется одна серьезная проблема. Она заключается в том, что, с математической точки зрения, совокупная приспособленность неприменима к подавляющему большинству эволюционных процессов. Причина этого проста. Эффекты приспособленности в целом не могут быть выражены в виде суммы компонентов, вызванных парными взаимодействиями. Подобная утрата аддитивности обычно возникает в случаях, когда результат социального взаимодействия зависит от стратегий более чем одного индивидуума.

Все математически осмысленные подходы к совокупной приспособленности признают эти ограничения. В результате совокупная приспособленность превращается в один из частных способов расчета эволюции – она работает в некоторых случаях, но далеко не во всех. Кроме того, если мы и можем произвести расчет совокупной приспособленности, то в результате получим тот же ответ, что и для стандартного расчета приспособленности и естественного отбора. И этот второй подход обычно оказывается более простым и прямым.

Приведенные выше математические факты представляются довольно неудобными для слишком восторженных сторонников совокупной приспособленности. Порой, в самых крайних случаях, эти последние напоминают адептов некоего культа, искренне верящих, что совокупная приспособленность – это важное ответвление теории эволюции, которая «всегда истинна». Для поддержки идеи о том, что совокупная приспособленность может быть рассчитана в любых случаях, был разработан метод, позволяющий отслеживать любые эволюционные изменения с точки зрения виртуальных позитивных и негативных параметров, возникающих в статистическом анализе в виде коэффициентов регрессии. Однако проблема с принятием такого статистического подхода состоит в том, что возникающие в результате параметры позитивного и негативного влияния не имеют особого смысла – то есть они не объясняют, что именно происходит в теоретической модели или эмпирических данных.