Джон Брокман - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Это совершенно неправильно. У ученых имеется моральное обязательство делиться с общественностью результатами своих открытий – они должны давать советы и рекомендации политикам и критиковать неправильное прикладное применение их открытий.

Наука влияет на жизнь каждого вида живых существ нашей планеты. И крайне странно выглядит, когда те самые люди, которые делают открытия, не принимают участия в дальнейшей дискуссии, направленной на формирование политики в соответствующем вопросе. Наука должна стать важнейшим компонентом общественной дискуссии; в настоящее время она таковой не является. Последствия исключения ученых из политического процесса могут быть самыми плачевными. Это и криминализация наркотических препаратов, помогающих пациентам избавляться от хронических болей, и печальное отставание развития целого ряда жизненно важных программ.

Но ученым не следует ограничиваться одной лишь наукой. Возможно, нам стоит расширить понятие научного метода и включить в него еще одно обязательное требование – необходимость постоянной коммуникации с общественностью. Молодых ученых нужно учить тому, что рассказывать о своей работе публике – это ценно и это необходимо. Ученым не следует уклоняться от дебатов – в том числе и потому, что некоторые темы, скажем прямо, вообще не являются предметом спора.

Научное сообщество признало целый ряд доказательств того, что вакцинация эффективна, эволюция существует, а климатические изменения вызваны в том числе антропогенными факторами. Тем не менее в публичной сфере (возбуждаемой падкими до сенсаций СМИ и политиками, жаждущими переизбрания) эти вполне бесспорные факты продолжают вызывать сомнения. Наука основана на фактах, и если факты говорят нам нечто новое, то нам следует добавить это новое в свою политику. Мы не можем игнорировать факты просто потому, что они непопулярны или для кого-то неудобны.

Благодаря последовательным выступлениям в защиту политики, основанной на фактах, ученые смогли бы расширить масштаб собственных исследований (переломив тем самым тенденцию недавних лет). А это, в свою очередь, позволит им внести еще более заметный вклад в общее благо и завоевать общественное доверие. Они смогут обезопасить свои долгосрочные исследовательские программы от скоропалительных решений по секвестру научных бюджетов. Развитие науки находится в прямой зависимости от государственного финансирования и общественной поддержки. Космическая гонка, проект расшифровки человеческого генома, поиск бозона Хиггса и марсианская миссия зонда «Кьюриосити» были с энтузиазмом восприняты публикой. Научный прогресс требует, чтобы ученый работал с общественностью. Однако для того, чтобы это произошло, мы должны отказаться от ошибочного представления о том, что ученый должен спрятаться в своей лаборатории.

Палеонтолог, специалист по динозаврам; автор книги Dinosaur Odyssey («Одиссея динозавров»). Вице-президент по вопросам науки и пополнения коллекций, Денверский музей природы и науки.

Одна из самых широко распространенных идей в науке заключается в том, что природа состоит из объектов. Понятно, что сама практика науки требует объектности. Мы воспринимаем природу как набор объектов для того, чтобы можно было измерять, тестировать и изучать эти объекты, имея в виду главную цель – раскрытие секретов природы. И для этого часто требуется редукция сложных природных явлений до набора их составных частей – объектов. К примеру, большинство зоологов рассматривают животное не в целом, а с точки зрения либо его генетики, либо физиологии, либо классификации, и тому подобное.

Тем не менее эта довольно распространенная и многовековая традиция редукционизма и объектности мешает нам увидеть природу как целое – как нечто большее, чем просто сумма объектов (хотя подобная близорукость и противоречит научным данным).

Позвольте дать вам один пример обратного отношения. Возможно, самый глубокий урок, который мы можем извлечь из трудов Дарвина, состоит в том, что все живые объекты на Земле, включая нас самих, произошли от одного родословного древа. Однако до сих пор кажется, что это интеллектуальное знание по-настоящему еще не проникло в наши сердца. Даже те из нас, кто полностью разделяет идеи органической эволюции, склонны воспринимать других обитателей окружающего нас мира как набор эксплуатируемых ресурсов, а не как родственников, заслуживающих нашего уважения.

Но что, если бы наука могла воспринимать природу одновременно как объект и как субъект? Нужно ли нам для этого отказаться от нашей любимой объектности и объективности? Разумеется, нет. Несмотря на свою профессию, требующую объективного подхода к отношениям, подавляющее большинство социологов не испытывают никаких проблем с формированием эмоциональных уз со своими близкими и друзьями. И сегодня, больше, чем когда-либо в истории науки, важно распространить этот дуализм восприятия (объект равен субъекту) как минимум на нечеловеческие формы жизни, с которыми мы делим наш мир.

Почему? Дело в том, что значительная часть нашего неустойчивого поведения может быть связана с тем, что мы некогда утратили связь с природой. И с этой точки зрения мы воспринимаем нечеловеческий мир лишь как сферу объектов, не обладающих разумом и чувствами. Устойчивое развитие почти всегда зависит от взаимно обогащающих отношений между человеком и окружающей природой. Но с чего бы мы стали развивать такие отношения, если нас совершенно не заботит мир природы?

Нам требуется альтернативный взгляд на мир, позволяющий вновь «реанимировать» его. А изменение прежней точки зрения, в свою очередь, требует субъективации природы. В понятии природы как субъекта нет ничего нового; люди в разных странах мира, до сих пор ведущие жизнь охотников-собирателей, воспринимают себя как часть единого одушевленного ландшафта, всякая часть которого им родня. И нам стоит поучиться у этой древней мудрости.

Субъективизация означает интернализацию, то есть проникновение внешнего мира в наш внутренний мир. Связи, которые имеются у нас с другими субъектами, часто находят отклик в наших сердцах, однако объекты не трогают наши эмоции. Тем не менее многим из нас уже случалось ощущать эмпатию по отношению к миру природы – будь то общение с домашними животными или прогулка по лесу. Однако каким образом мы могли бы совершить столь грандиозную субъективацию всей природы? Ведь мы обладаем вполне укоренившимся мировоззрением; оно в определенном смысле похоже на воздух, которым мы дышим, – он жизненно важен для нас, однако мы крайне редко сознательно о нем думаем.