Джон Брокман - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Однако не стоит упускать из виду, что наука не способна освободить нас от нашего собственного хорошо развитого сознания. Желание построить более справедливую и мирную жизнь само по себе представляет собой эмоциональное, сугубо иррациональное устремление, основанное на приверженности идеям человеческого достоинства, свободы и благополучия. Эти идеи мы – в усеченной и теологически минималистской форме – унаследовали от культурных и/или религиозных традиций, в которых мы были рождены. В своей самой новой, либеральной итерации эти идеалы достаточно странны – к примеру, немногие культуры приняли в качестве этических идеалов разнообразие и толерантность – и, кроме того, достаточно далеки от повсеместного признания даже в нашем современном мире.

Так что, пожалуй, нам стоит отказаться от мифа о том, что мы, светские либералы, смогли занять некую нейтральную позицию, в которой и пребываем, свободные от всех верований и предубеждений, и руководствуемся исключительно рациональностью, фактами и ясно понимаемыми личными интересами. Дело не только в том, что светский либерализм, основанный на материалистическом утилитаризме, – это неизбежное мировоззрение человека, который достаточно умен, достаточно образован и у которого не промыт мозг; дело в том, что это мировоззрение сильно мешает нам понимать людей прошлого, представителей других культур и даже самих себя. Признание этого факта вовсе не означает скатывания в постмодернистский моральный релятивизм или, наоборот, отклика на зов фундаменталистов.

Научное исследование, в широком смысле слова, оказалось настолько эффективным с точки зрения получения надежной информации о мире, что попытка всерьез выдвинуть любой другой метод познания как равноценный или даже более эффективный – это извращение здравого смысла. С прагматической точки зрения светский либерализм представляет собой лучшее мировоззрение, которое только мог изобрести человек. И человек, при наличии выбора, будет чаще всего стремиться именно к нему. В любом случае это наша система ценностей, и сама природа постоянно развивающейся человеческой психологии просто не позволяет нам отказаться от защиты человеческого достоинства или гендерного равноправия – и велит, когда это уместно, пропагандировать эти взгляды окружающим. Однако признание ограничений нашего разума позволяет нам пропагандировать и защищать эти ценности более эффективно.

Кроме того, это поможет нам лучше понять, понять с научной точки зрения, суть насилия на религиозной почве, или корни непрекращающихся международных конфликтов, или такие моральные дилеммы, как конфликт между личной ответственностью и свободой воли (в нейробиологическом понимании последней). Наука о нравственности требует от нас, в конечном счете, отказаться от мифа об идеально объективной, «научной» нравственности.

Доцент психологии, содиректор Центра по изучению времени (Centre for Time) Сиднейского университета; ассоциированный редактор журнала Perspectives on Psychological Science.

Чем быстрее наука производит все новые научные данные, тем хуже обстоит дело с ее способностью к саморегулировке и исправлениям собственных ошибок. Новые исследования, в которых критикуются результаты, полученные ранее, считаются менее значимыми, чем новые оригинальные исследования. Кроме того, сами поправки гораздо чаще, чем новые оригинальные результаты, становятся объектом встречной критики. Чем выше конкуренция за место на полосе престижного научного журнала, тем менее привлекательными становятся исследования, цель которых – подтвердить или хотя бы скорректировать быстро накапливающиеся новые данные.

В мире рецензируемых научных журналов существует определенное предубеждение – издатели не склонны публиковать «негативные» результаты, опровергающие ранее проведенные исследования. Этот эффект подавления критики может проявляться даже в случаях, когда для получения опровергающих результатов была проделана значительная работа. В идеальном мире такие результаты быстро и легко поступили бы из научных лабораторий в общественный доступ. Однако на практике этот путь может оказаться крайне сложным, и по нему идут настолько редко, что многие области науки просто не заслужили права называться саморегулируемыми.

Престижные журналы во многих областях науки, не колеблясь, заявляют о том, что их цель – информирование научной общественности об интересных открытиях, которые сделаны новыми методами, а не о рутинных исследованиях, повторяющих тематику предыдущих и давших при этом менее интересные результаты. Даже в тех журналах, которые заявляют о своей готовности печатать негативные выводы, авторы научной критики находятся не в лучшем положении. Зачастую среди авторов публикации, в которой приводятся новые свидетельства, значатся имена ученых, получивших первоначальные и, возможно, неточные результаты. Эгоизм и анонимность подталкивают рецензентов к тому, чтобы отказывать авторам критических статей. И противостояние таким публикациям даже считается вполне нормальным.

Таким образом, возможность саморегулировки подрывают сразу несколько факторов – и человеческих, и институциональных. Последние иногда объясняются историческими причинами. Например, в той или иной области науки может просто не найтись издания, имеющего возможность опубликовать вашу работу. Почти все новые работы в некоторых узких областях науки публикуются в ограниченном количестве журналов, и все эти издания связаны с одной и той же научной школой. У авторов нет никакой возможности обойти редакционных «привратников», которые безнаказанно отвергают любые попытки опубликовать поправки. Более здоровой выглядит ситуация в областях, где имеется много научных изданий и заинтересованных сторон; в таких условиях какой-то одной научной школе сложно взять верх.

В нескольких областях, таких как астрофизика, существует культура совместного использования и цитирования рукописей еще до их отправки в журналы. Исследователям достаточно опубликовать свою рукопись на сайте типа arXiv.org . В этом случае результаты их работ трудно полностью проигнорировать. В принципе, эту практику могли бы взять на вооружение все области науки, однако пока что большинство из них предпочитает метод закрытого рецензирования, а это часто приводит к тому, что новые результаты остаются незамеченными.

Предубеждение против исправлений особенно вредно в областях, где процесс получения научных результатов стóит сравнительно недорого, но полученные данные и сами измерения могут быть загрязнены шумом. В подобных условиях научная литература быстро засоряется статистическими случайностями. К сожалению, эти два фактора – легко получаемые результаты и «грязные» измерения – достаточно характерны для ряда областей психологии, в том числе и той, в которой работаю я сам. Еще хуже обстоят дела в других областях, таких как современная эпидемиология, – поскольку там имеется еще и третий осложняющий фактор: подлежащие изучению эффекты крайне малы и еле заметны. Как отметил стэнфордский профессор медицины Джон Иоаннидис, чем меньше в какой-то области истинных результатов, тем выше вероятность того, что заявленный результат на самом деле представляет собой статистическую случайность (то есть будет ложным).