Сергей Кучеренко - Хищные звери леса

Пора размножения у барсуков обычно весною, реже в начале лета. Беременность длится около года, а молодняк появляется в феврале, марте или апреле — в зависимости от климата. В помете наблюдается от двух до восьми барсучат, но чаще всего 3–4. Рождаются они беспомощными, покрытыми редкой белой шерсткой. Прозревают лишь через месяц. Мамаша очень заботлива: в хорошую погоду она даже выносит малышей для принятия "солнечных ванн", чтобы у них не было рахита. Кормит вдоволь: сначала молоком, потом приносит пищу в нору, а позже учит искать ее.

К осени молодняк подрастает, набирая 8-10 килограммов массы, и начинает самостоятельные походы в лес, совершает интересные открытия. Большинство молодых барсуков-первогодков на зиму залегает в материнском гнезде, но некоторые, особенно быстро выросшие, которым надоела родительская опека, обзаводятся своей норой и даже партнером. Самки становятся зрелыми на втором году жизни, самец — на год раньше, однако участие в продлении рода они принимают гораздо позже — обычно в 3 года, когда и полной зрелости достигнут, и собственным участком обзаведутся, и жизненного опыта наберутся.

Надо заметить, что хотя взрослые барсуки-самцы производят впечатление солидных, весьма уравновешенных, строгих хозяев, заботами о своем потомстве они себя не утруждают. Летом предпочитают спокойствие и одиночество, им дороже всего покой и тишина. В друзьях они не нуждаются, а оттого вырастают угрюмыми и недоверчивыми. Сами никого не беспокоят и не любят, чтобы их тревожили. Но когда барсучиха позовет этакого отшельника, он вмиг оживляется, становится заботливым, ласковым. И даже похрюкивает и взвизгивает в избытке чувств. Но недолго…

Лисица и енотовидная собака — постоянные конкуренты барсука, причем последняя по отношению к барсуку ведет себя очень почтительно, лисица же — независимо и даже нагло. Она небрежна и неряшлива, пачкает в норе и возле нее. Барсук, будучи существом чистоплотным, этого не выносит и. старается выгнать лисицу вон, закапывает вход в ее нору и даже уничтожает и выбрасывает лисят. Обычно ему удается достигнуть своей цели, но, бывает, сильный и упрямый лисовин выживает его самого, и барсук уходит, не вынеся лисьей грязи и вони. Впрочем, известны случаи мирного сосуществования этих зверей. Иной раз даже одним входом в свои норы пользуются: когда лиса к хозяину уважительна, то и он покладист. Бывает такое, правда, редко.

У барсука не только хорошая шкура, но и вкусное мясо и целебный жир. Поэтому он стал объектом даже не столько охоты, сколько истребления: раскапывали его норы, "выкуривали" зверей из них выхлопными газами, "выживали" с помощью норных собак-фокстерьеров.

Совершенно необходимо взять барсуков под охрану и повсеместно запретить на него охоту. И не только потому, что они симпатичны, рассудительны и миролюбивы, но и потому, что приносят людям пользу: уничтожают множество слизняков, гусениц и личинок вредных насекомых, мышевидных грызунов и других вредителей леса, а также неустанно взрыхляют почву, распространяют семена, он санитар леса и трудолюбивый мелиоратор, т. е. не менее полезен, чем муравьи, пчелы или дятлы. Сейчас берут на учет все старые колонии и реакклиматизируют зверя в тех районах, где он раньше обитал.

Так мы исправляем свои ошибки; хорошо еще, что эти ошибки пока что можно исправить.

Выдра

Последние километры зимнего пути в свою таежную избушку я шел по скован-ной льдом реке. Старая лыжня была присыпана искрящейся порошей, которая почти не затрудняла скольжения лыж, но заглушала его шум. Идти было легко и приятно, солнце от волнистого голубовато-зеленого горно таежного горизонта было еще высоко, и я не спешил.

Лыжня вывела меня на косу, основание которой густо заросло ивняком. Здесь часто кормились рябчики; я снял с плеча ружье и пошел еще медленнее.

Не спеша я обогнул косу, вместе с рекой круто повернул вправо и неожиданно заметил метрах в ста двух выдр. На снежно-белом фоне в потоке солнечного света в своих темно-коричневых шубках они вырисовывались четко и контрастно, поэтому я сразу же потянулся к фотоаппарату, стараясь держаться как можно незаметнее. Объектив камеры "приблизил" зверей ко мне, и я залюбовался ими.

Выдры играли. Рядом с крутым берегом чернела узкая полоса дымящейся полыньи, в которую они могли в случае опасности быстро нырнуть.

Склонность выдр к играм мне была давно известна, и теперь они буквально приковали мое внимание. Эти звери психически высоко развиты; они очень осторожны и одновременно любят порезвиться, что делает их особенно симпатичными, может быть, потому, что и в людях нам импонирует ум и серьезность, сочетающиеся с непосредственностью и веселостью.

Выдре с ее короткими ногами трудно передвигаться в глубоком снегу, но эти звери довольно легко взбирались на крутой берег, ложились на брюхо и, высоко подняв голову, вытянув ноги вдоль тела, с радостным свистом скользили вниз, словно на салазках. В месте, по которому они скатывались, образовался утрамбованный желоб.

Только я подумал: "Долго ли еще будете кататься?" — как выдры, словно услышав мой вопрос, плюхнулись в полынью и зарезвились в воде; плавали вперегонки, ныряли, выскакивали на оледеневший край полыньи и мчались по нему, смешно выгибая спину, волоча длинный толстый хвост, поводя головой и посвистывая — то по-разбойничьи громко, то тихо и мелодично.

Выдра

Казалось, что выдры всецело отдались игре и потеряли всякую бдительность. Но стоило мне сделать в их сторону несколько тихих шагов, как они насторожились, вытянули головы в мою сторону, через несколько секунд плюхнулись на воду, немного поплавали, пристально изучая меня, и дружно исчезли.

В слабой надежде, что выдры все-таки вернутся, я подошел к полынье поближе, спрятался за корягой на берегу и стал ждать; сидел долго, замерз, но звери так и не вылезли из своего укрытия.

Вспоминаются две другие встречи с выдрами.

Однажды осенью, пробираясь вдоль Большой Уссурки, я издали заметил круги, разбегающиеся по воде. Я подумал, что это утки, и стал осторожно подкрадываться. И, было, уже приготовил ружье, как вдруг неожиданно услышал громкий характерный свист. Приподнявшись над травой и кустарником, увидел на речной глади резвящихся выдр.

Их было трое — одна взрослая и два выдренка. Они беспрестанно гонялись друг за другом, как бы играя в пятнашки, кувыркались, ныряли.