Павел Милюков - Энциклопедия русской православной культуры

К. Вещилов. Протопоп Аввакум

Мрачным пафосом проникнут этот последний земной расчет с царем, не лишенный, впрочем, тайной мысли подействовать на его мягкую душу. Совсем иным настроением дышит последнее завещание знаменитого расколоучителя к пастве. Это бодрый, одушевленный призыв к неустанной борьбе за верное дело. «Нут-ко, правоверие, – нареки имя Христово, стань среди Москвы, перекрестись знамением Спасителя нашего Христа, двумя перстами, как мы от святых отец прияли; вот тебе – царство небесное дома родилось. Бог благословит: мучься за сложение перст, не рассуждай много. А я с тобой за это о Христе умереть готов. Хоть я и не смыслен гораздо – не ученый человек – зато знаю, что все в церкви, от святых отцов преданная, свята и непорочна суть. Держу до смерти, яко же приях… До нас положено: лежи оно так во веки веков».

Боярыня Морозова посещает протопопа Аввакума в заключении

Аввакум. Пять святых и пять врагов старой веры. Илл. к Поучению аввы Дорофея о любви

Так, положа руку на сердце, готовое громко исповедовать свою веру среди Москвы, отделялось русское народное благочестие от благочестия господствующей Церкви. Болезненный и обильный последствиями разрыв между интеллигенцией и народом, за который славянофилы упрекали Петра, совершился полувеком раньше. Этот разрыв произошел в сфере гораздо более деликатной, нежели та, которую непосредственно задевала петровская реформа. Религиозный протест, конечно, удесятерил свои силы, соединившись с протестом политическим и социальным. Но это нисколько не изменяет того основного факта, что первой и главной причиной разрыва были вопросы совести. Русскому человеку в середине XVII в. пришлось проклинать то, во что столетием раньше его учили свято веровать. Для только что пробужденной совести переход был слишком резок. Естественно, что масса отказалась на этот раз следовать за своими руководителями. Предоставленная самой себе, она очутилась в совершенных потемках.

Значение обрядовых различий по мнению греческого патриарха и господствующей Русской Церкви. Собор 1667 г. и отношение к его решению старообрядцев. Ожидание пришествия антихриста в 1666 и 1699 гг. Император Петр – антихрист. Несоответствие исторического хода событий ожиданиям старообрядцев. Разногласия старообрядческой общины во взглядах на будущее. Неполнота старообрядческой иерархии и поиски «древнеправославных» епископов. Вопрос о чине принятия беглого священства. Столкновение мнений дьяконовщины и перемазанцев. Собор 1779 г. Поиски старообрядцами собственных архиереев. Перемена в положении раскола при Екатерине II, Павле и Александре I. Роль Иргизских монастырей и их упадок при воцарении императора Николая I. «Оскудение священства» и возрождение мысли о поиске архиерея. Происхождение Белокриницкой иерархии. Внутренние разногласия в поповщине позднейшего времени.

В 1645 г. царь Алексей Михайлович с патриархом Никоном обратились к константинопольскому патриарху Паисию с рядом вопросов, касавшихся исправления церковных книг и обрядовых разногласий в Русской Церкви. Паисий, от лица своего и собранного им собора греческого духовенства, отвечал московскому патриарху следующее: «Твое преблаженство сильно жалуешься на несогласие некоторых чинов, замечаемое в некоторых церквах, и полагаешь, что эти различные чины растлевают нашу веру. Хвалим мысль: ибо кто боится преступлений малых, тот предохраняет себя и от великих. Но исправляем намерение: ибо иное дело еретики, которых апостол заповедует на первом и втором наказании отрицаться, – и иное дело раскольники… Церковь не от начала приобрела все теперешнее чинопоследование, а постепенно и в разных церквах – разновременно. Раньше святых Дамаскина и Козьмы не имели мы ни тропарей, ни кондаков, ни канонов. Однако же все это не произвело разделений между Церквами, когда соблюдалась неизменно та же вера, и Церкви эти не считались ни еретическими, ни раскольническими. Так и ныне – не должно думать, будто развращается вера наша православная, если кто-либо творит последование свое немного иначе, чем другие в вещах несущественных, т. е. не касающихся членов или догматов веры».

Царь Алексей Михайлович. Неизвестный художник. Конец 10 – начало 80-х гг. XVII в.

Высказанный накануне возникновения раскола, этот взгляд греческого патриарха не был, однако, поддержан ни им самим, ни какими-либо другими авторитетными представителями Восточной Церкви. В решительную для раскола минуту, когда Восточная Церковь устами двух патриархов (антиохийского и александрийского), уполномоченных остальными, изрекла над старообрядцами клятвы 1667 г., восторжествовал собственно местный, русский взгляд на свою домашнюю распрю. Мы видели, что ни та, ни другая сторона в пылу борьбы не могла стать на ту точку зрения терпимости к обряду, которую внушал Никону и царю Алексею Михайловичу патриарх Паисий. Обеим сторонам обряд представлялся неразрывно связанным с догматом. Если сторонники национальной старины видели в греческих церковных особенностях ересь и догматическое заблуждение, то и приверженцы греческого авторитета перенесли тот же взгляд целиком на старинную русскую церковную практику. Около двух столетий понадобилось для того, чтобы рассеять взаимное недоразумение и прийти к обоюдному признанию, что за обрядовыми различиями не скрывается никакой разницы в догматах. «Более чем столетний опыт показал, – говорил московский митрополит Филарет в своих «Беседах к глаголемому старообрядцу», – что вы, старообрядцы, от православного учения о Пресвятой Троице и о воплощении Сына Божия не отпали и что в крестном знамении продолжаете образовывать таинство Пресвятой Троицы и воплощение Сына Божия, как и Православная Церковь, – только не таким расположением перстов, какое она издревле употребляет. Изменение знамения перестало быть важным и подлежащим строгому суду, когда оказалось, что существо таинства сохранено». С своей стороны и значительная часть старообрядцев в «Окружном послании» 1862 г. пришла к признанию, что «господствующая в России Церковь, а равно и греческая, верует не в иного Бога, но в единого с нами; посему, хотя мы произносим и пишем имя Спасителя «Исус», но и пишемое и произносимое «Иисус» хулити не дерзаем… Подобно и четвероконечный крест Христов – образ есть креста Христова от дней апостольских и доныне, приемлемый Православно-кафолической Церковью… Поэтому мы не бесчестим и не хулим этого креста».