Константин Богданов - Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры

 Пекарский цитирует анонимную брошюру «Relation von dem gegenwartigen Zustande des Moscowitischen Reichs», изданную во Франкфурте в 1706 г. По мнению Пекарского, в написании этой книжки (послужившей впоследствии источником многочисленных европейских сочинений о России) участвовал один из сподвижников Петра, «учено-литературный агент русского правительства» барон Генрих фон Гюйссен.

 «Кто есть царь и кто тиран, хощеши ли знати, / Аристотеля книги потщися читати. / Он разнствие обою сие полагает: / Царь подданным прибытков ищет и желает, / Тиран паки прижитий всяко ищет себе, / О гражданстей ни мало печален потребе» и т. д. [Симеон Полоцкий 1953: 15–16]. О карьере Симеона Полоцкого при дворе Алексея Михайловича и его роли в интеллектуальном окружении Софьи см.: [Флоровский 1937: 75–78, 80–81].

 Список «Политики» значился в конфискованной библиотеке фаворита царевны Софьи Василия Голицына, влияние которого на юного Петра не подлежит сомнению [Hughes 1990: 170].

 «Занеже Аристотель о утверждении царств и о прочей всей политике лепо и совершенно рассуждает» [Крижанич 1865: 17]. См. также: [Крижанич 1965].

 В афористическом прочтении стих Ювенала перефразировался и допускал различное прочтение уже в Античности: [Juvenal 1962: 487 (примеры из Петрония (88), Сенеки (Письма 10, 4), Горация (Песни I: 31, 17–19))]. В европейской литературе, предшествующей эпохе Петра, X сатира, по мнению Винклера, пользовалась наибольшей известностью [Juvenal in English 2001: XLIV]. Джон Локк в «Мыслях о воспитании» (1693) сочтет интересующую нас строку из X сатиры за «полное описание счастливого состояния в этом мире» [Локк 1988: 412]. В 1749 г. под заглавием «Тщета человеческих желаний» («The Vanity of Human Wishes») ее переложит Сэмюэл Джонсон. См. также комментарий Джона Фергюссона к изд.: [Juvenal 1979: 254–255, 275].

 См. также: [Звонарева 1988: 244]

 Пекарский пересказывает историю посещения Петром Рюйша по сочинению голландского историка Я. Схельтемы [Scheltema 1817–1819], используя, возможно, французский перевод [Scheltema 1842: 127]. Позднее его повторят С. М. Соловьев в «Истории России» («В кабинете Рюйша он так увлекся, что поцеловал отлично приготовленный труп ребенка, который улыбался как живой») [Соловьев 1991: 535. Т. 13/14] и В. О. Ключевский в «Лекциях» («Увидев в <���…> анатомическом кабинете превосходно препарированный труп ребенка, который улыбался как живой, не утерпел и поцеловал его») [Ключевский 1958: 24]. По мнению ряда исследователей, знакомство Петра с Рюйшем и посещение его кабинета относится к 1698 г. Схельтема, однако, относит начало многократных визитов Петра к Рюйшу к осени 1697 г. О том же косвенным образом свидетельствуют приходо-расходные документы Великого посольства, согласно которым уже на первой неделе 1698 г. «дохтору Рюйшу, который казал анатомию» были поднесены в дар соболя: «пара в 10 руб., две пары по 8 руб.» [Богословский 1946: 174, 295]. Благодаря Соловьеву и Ключевскому, а также появлению русского перевода А. С. Лацинского [Схельтема 1916: 211], сцена с Петром, целующим бальзамированный труп ребенка, станет популярной в исторической беллетристике: в «Восковой персоне» Ю. Тынянова (в первом издании романа: 1931), в «Петре Первом» А. Н. Толстого. Аркадий Блюмбаум, проследивший историю этого сюжета, отмечает его дискурсивную связь еще с одним «некрофилическим» сюжетом – о Петре, целующем отрубленную голову красавицы Марии Гамильтон [Блюмбаум 2001: 165–166, примеч. 55]. Стоит добавить, что голова Гамильтон была заспиртована и до 1780-х гг. хранилась среди анатомических экспонатов Кунсткамеры [Семевский 1883: 261–264].

 О спорном вкладе Бургаве в клиническую медицину и физиологию (в частности, о разработанной им ятрохимической концепции в объяснении физиологических явлений) см.: [Lindeboom 1968; Beukers 1987/1988: 139–152]. Авторитет Бургаве у современников был во всяком случае исключительно велик, а лекции ученого привлекали в Лейден визитеров со всей Европы: [Smith 1999: 421–461]. В 1730 г. Бургаве было предложено место архиатра Российской империи, но ученый предпочел остаться в Голландии. См.: Бекасова А. В. Academia Lugduno Batava Libertatis и Россия (из истории русско-голландских научных связей в XVIII в.).

 Жан Меерман, автор книги «Discours sur le premier voyage de Pierre le Grand principalement en Hollande» (Paris, 1812), пересказывает тот же анекдот с характерным дополнением: «Увидев вдруг, что некоторые из его русских спутников почувствовали отвращение к такому противному предмету, он приказал каждому из них зубами оторвать по мускулу от этого мертвого тела и посоветовал им постараться приучить себя к таким вещам, которые могли бы совершенно некстати казаться им противными» (цит. по русскому переводу в: [Веневитинов 1897: 136]).

 В «Подлинных анекдотах о Петре Великом, слышанных из уст знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге» (1785) профессор словесности и поэзии Санкт-Петербургской академии наук Якоб Штелин (1709–1785) пересказывает (со слов кухмистра царя Я. Фельтена) историю с удалением зуба у жены камердинера царя А. П. Полубоярова, наказавшего тем самым свою супругу за распутное поведение [Stählin 1785: 206 ff]. На одной из гравюр Даниеля Ходовецкого, приложенных к этому изданию, Петр изображен в роли стоматолога, вырывающего зуб у галантной дамы. А. О. Корнилович, автор любопытных статей о Петре, публиковавшихся в 1824–1825 гг. в альманахе «Русская старина», утверждал, что в «Музеуме императорской Академии наук» «еще и теперь хранится» «целый мешок зубов, вырванных самим государем» [Корнилович 1857: 163]. В настоящее время в собрании Кунсткамеры имеется коробка с зубами, удаленными Петром у разных лиц, а в мемориальном собрании Кабинета Петра Великого – принадлежавшие царю стоматологические инструменты [Петр и Голландия 1996: 157. Ил. 239, 265].

 Первые ученики Госпитальной школы, которую возглавил голландец Николай Бидлоо, пользовались составленным им «Наставлением для изучающих хирургию в анатомическом театре» – вероятно, самым первым учебным пособием по анатомированию, появившимся в России. О роли Бидлоо в истории отечественной медицины: [История Московского военного госпиталя 1907: 69–160; Верхратский 1970: 86 и след.; Оборин 1979: 375–480].

 Об Арескине: [Лебедева 1983: 98–105]. В первый год своей поездки за границу Петр призвал на русскую службу 57 врачей, среди которых преобладали немцы, французы (по 14 человек) и голландцы (12). К концу петровского правления в Россию приехали около 150 иностранных медиков [Самойлов 1997: 26]. Об иностранцах, приехавших в Россию в ходе петровского правления, и в частности о врачах: [Ковригина 1998: 232–296. Cross 1997].

 О мифе как о дискурсе с «неопределенной степенью достоверности» (на античном материале) см.: [Панченко 1988. Ч. 1: 168; 1988. Ч. 2: 382–383].