Константин Богданов - Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры

 См. также: [Moulin 1974: 540–570].

 Обращение к Христу как к врачу становится привычным уже у святого Ефрема Сирина, напр.: «О великий Врач, пришедший исцелить болезни и немощи бедного Адамова рода обильными щедротами своей благодати» [Ефрем Сирин 1891: 15]. О широкой популярности образа Христа-аптекаря в европейской (преимущественно в немецкой) культуре см.: [Krafft 2001].

 Об отношении Ницше к медицине и роли медицинского дискурса в его философии: [Käser 1998: 179–207].

 Так, напр., у А. П. Сумарокова: «Великой был он врач, а врачевать не знал. / С пустою головой имел он полны руки. / За что ж он слыл врачом? За то, что много врал» («Здесь доктор погребен врачебныя науки»).

 К концу XVIII в. традиционная топика соответствующих уподоблений будет обыгрываться в распространении книжных и журнальных заглавий (напр.: «Лекарство от скуки и забот»).

 Критическое уточнение аргументации Дэвида Харли: [Crozier 2000: 536–542].

 О нарративных стратегиях, репрезентирующих коммуникацию «врач – пациент», см. ценное исследование: [Hunter 1991].

 Весь второй том – библиография вопроса с 1800 по 1995 г.

 Прежде всего – на страницах периодических изданий: «Literature and Medicine» (издается с 1982 г.), «Journal of Medicine Humanities», «Journal of Medical Ethics», «Bulletin of the History of Medicine», «Social History of Medicine».

 О многообразии определений понятия «литература»: [Компаньон 2001: 34–35]. О возможностях расширительного понимания термина «фольклор» (и предмета фольклористики): [Богданов 2001].

 Этого мнения придерживается, напр., Екатерина Неклюдова, автор содержательного (пока не опубликованного) обзора исследовательской продукции в области «literature and medicine»: «„Воскрешение Аполлона“: literature and medicine – генезис, история, методология» [Неклюдова 2001]. (Пользуюсь случаем поблагодарить автора за предоставленную машинопись ее статьи.)

 О выделении двух этапов в развитии научной медицины: [Щепин и др. 1983; 65–71]. Об объектно-ориентированном подходе (лечится не человек, но болезнь): [Билибин, Царегородцев 1970: 87 и след]. Современная «гуманизация» медицинской профессии видится возвращением к традициям гиппократиков и преодолении «теории болезни» (disease theory): [Cassel 1991]. Переход «от центрированной на болезни медицины к медицине, центрированной на пациенте» последовательно пропагандируется, в частности, сторонниками Международной Балинтовской федерации (президент федерации Джек Норел (Norell) – один из авторов получившей широкую известность книги «Шесть минут для пациента»).

 Эрвин Аккеркнехт полагал, что выделение соответствующих этапов служит ключом к эпистемологическому статусу и этическому облику самой медицинской профессии в Европе: в конце эпохи Просвещения традиционная «медицина у постели» (bedside medicine) уступает место «госпитальной медицине» (hospital medicine), а затем, в середине XIX в., сменяется «лабораторной медициной» (laboratory medicine), остающейся доминирующей по сей день [Ackerknecht 1967: VII–XI]. См. также статьи в сб.: [Laboratory Revolution 1992].

 Андревич – псевдоним Е. А. Соловьева.

 См. также: [Белянин 1996b].

 «Психолингвистический анализ литературы показывает, что <���…> бо́льшая часть русской классической литературы оказывается „печальной“». Картина мира, вербализованная в них, близка мироощущению депрессивной личности». Основанием для подобных утверждений автору служит «библиопсихологический закон Геннекена – Рубакина», согласно которому «почитатели произведения обладают личностными характеристиками, аналогичными характеристикам любимого ими писателя» [Белянин 1983]. Ср.: [Касьянова 1994]. Ссылаясь на итоги социопсихологического тестирования современных российских респондентов методами так называемого многофакторного личностного опроса (MMPI), автор этого исследования утверждает, в частности, что на уровне «социальных архетипов» человек русской культуры представляет собой эпилептоидный (циклоидный) генотип [Касьянова 1994: 130–131 и след.].

 См. также: [Lefebvre 1990: 39–42].

 Критическая рец.: [Ярская-Смирнова 2000].

 См., напр.: [Brooks 1985; Eklof 1986].

 Подробнее об этом: [Богданов 2001].

 См. здесь же тонкий разбор концепций «ритуально-мифологического» литературоведения и «новой критики» [Мелетинский 2000: 100–121].

 Цит. по публикации: [Веселова 1998: 364].

 Ср.: [Barloewen 1996: 9–91; Ethnik Variations 1993].

 Ср.: [Leitch 1988: 404; Изер 2001: 188–191].

 «В некоей беседе говорили, что докторы ни к чему [не] годны. Тогда один стряпчий сказал: неправда, они по крайней мере надобны для убавки многолюдства. Но я, не защищая себя, скажу, – врач молвил, – что на меня никто не жалуется. Статься может, – повторил сутяга; ибо ты своих соперников отправил на тот свет» [Курганов 1793: Ч. 1, 144].

 Таковы же эпиграммы Василия Майкова (1772) «Петр, будучи врачом, зла много приключил: / Он множество людей до смерти залечил» и т. д. [Майков 1966: 286], Михаила Хераскова: «Поветрие, война опустошают свет, / А более всего рецепты да ланцет» [Муза пламенной сатиры 1988: 101]. Аналогичные примеры сатирического изображения врачей см.: [Покровский 1907].

 См., напр., остающиеся в репертуаре балаганных представлений вплоть до конца XIX в. «Голландский лекарь и добрый аптекарь», «Доктор и больной», а также образы врачей в пьесах «Петрушка», «Царь Максимилиан» (многочисленные примеры: [Русская народная драма 1953]). Негативный образ врача доминирует и в фольклорных паремиях: [Иллюстров 1904: 308].

 Столь же неразговорчив немец-врач в поэме «Бова» 15-летнего Пушкина: «Ко лбу приставя тщательно, / Лекарь славный, Эскулапа внук, / Эзельдорф, обритый шваб, зевал, / Табакеркою поскрипывал, / Но молчал – своей премудрости / Он пред всеми не показывал» [Пушкин 1937–1949: Т. 1, 66]. С. М. Громбах напоминает и о говорящей фамилии пушкинского врача – «Ослиное село» [Громбах 1989: 15].

 Цит. по: [Марлинский 1976: 288, 290, 292, 294].

 Ср.: [Grecco 1980: 3–10; Ponomareff 1987: 185].

 К истории вопроса см.: [Левенталь 1916]. В послереволюционные годы на отмене врачебной тайны настаивал наркомздрав Н. А. Семашко [Вересаев 1985: 217–218]. В эти же годы предлагалось заменить понятия «(мед)сестра» и «сестра милосердия» понятиями «помврача», «замврача», «медтехник» [Николаев 1932: 40].

 См. также: [Тишков 1987: 277–313; Soloviev 1995: 20–23]. О философии биокосмизма см. замечательную работу: [Hagemeister 2003: 237–284].