Константин Богданов - Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры

 Ср.: [Camporesi 1988: 3–24].

 Свидетельства о знакомстве русских с европейской анатомией в допетровское время редки и не меняют общей картины: [Лахтин 1906; Богоявленский 1970; Кузьмин 1973; Schmidt-Voigt 1980; Гаврюшин 1988: 220–228]. Первым русским врачом-анатомом следует считать, по-видимому, Петра Посникова (1676–1716), посланного в 1692 г. в Падуанский университет «для совершения свободных наук» [Цветаев 1896: 23]. В это же время заимствуется и само слово «анатомия»: [Смирнов 1910: 9; Ivachnova, Ivachnov 2000: 33]. Распространение термина в XVIII в. экстенсивно: [Неустроев 1898: 17; Dietze 1997: 18].

 Интерпретация анатомирования как наказания не чужда, конечно, и для европейской общественной мысли: [Linebaugh 1975: 72–73; Spierenburg 1978: 68 ff.; Forbes 1981: 490–491].

 Неизвестно, каким было это «анатомирование», но шесть дней спустя Жуков умер [Голикова 1957: 186].

 Репутация Кунсткамеры как демонического места сохранится надолго. В художественной литературе XX в. о ней вспомнят Д. С. Мережковский в романе «Петр и Алексей» (1905) и Ю. Тынянов в «Восковой персоне» (1931) [Gasiorowska 1979: 46–48, 112–113].

 Цит. по: [Фейербах 1995: 372].

 См., напр.: [О познании Творца по анатомии 1760: 471–478].

 В научно-медицинском контексте существенную роль в этом переносе сыграл трактат французского хирурга Амбруаза Паре (Paré) «О монстрах и диковинках» («Des Monstres et Prodiges», 1573). Подробно: [Wilson 1993; Daston, Park 1998]. См. также статьи в сб.: [At the Borders of the Human 1999].

 По мнению А. М. Лейендейк, дидактический пафос Рюйша вполне традиционен и ограничен моралью «memento mori» [Лейендейк 1998: 114–126].

 К интерпретации анатомических сюжетов Рюйша: [Luyendijk-Elshout 1970; 121–126; Purcell, Gould 1992: 30; Hansen 1996: 670, 673–676]. Мег Спилет видит в экспонатах Рюйша не только «отрицание смерти», но и латентную эротику – символику сексуальности и репродукции [Spilleth 1995: 29–32, 35], Мартин Кемп – «красоту „невинных“, умерших преждевременно» [Kemp 1999: 34]. О возрождении традиции «анатомического искусства» в современной культуре см.: [Dijck 2001: 99–126]. Герой этой статьи – немецкий анатом Гюнтер фон Хагенс, разработавший способ консервации трупов методом химической «пластинации», допускающей их последующую «скульптурную» обработку и создание впечатляющих телесных фантасмагорий (о выставке Хагенса «Миры тела» см. на сайте: www.bodyworlds.com).

 В католической традиции истолкование этимологической связи monstrum с monstrare, «показывать», подразумевало ее контекстуальную интерпретацию у Августина в значении «божественно демонстративного», дающее знать о воле Господа. Позднее это понимание вызвало герменевтический пересмотр самой этимологии, связавшей monstrum не с monstrare, а с monere – «предупреждать, предостерегать» [Huet 1993: 6]. О традиции балаганных увеселений, включавшей демонстрацию уродств, см.: [Semonin 1996: 69–81].

 Во время посещения Петром Амстердама картина ван Нека находилась в Анатомическом театре (в здании Весов на площади Ниуве-Маркт) и, несомненно, была известна Петру [Петр и Голландия 1996: 92. Ил. 108. Комментарий Й. Дриссена]. В настоящее время картина находится в Амстердамском историческом музее.

 Так, напр., В. И. Вернадский в своих «Очерках по истории естествознания в России», отдавая должное Рюйшу, оценивал его как «анатома, собиравшего всякие анатомические „курьезы“, не понимавшего ясно, но верившего – и в общем правильно – в их значение для [науки]» [Вернадский 1988: 150].

 Джузеппе Ольми считает возможным говорить даже о специфическом «вундеркаммерном туризме» (Wunderkammer-Tourismus), существовавшем в это время в Европе: [Olmi 1993: 189–192].

 Подробно: [Pinto-Correia 1997]. Истоки полемики восходят к Античности: [Balss 1923: 319–325].

 Ко времени приезда Петра в Голландию вышло уже четыре издания трактата. В 1721 г. вышло седьмое издание (Каnn С. Malebranche // Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexicon. В своей «имагинативной теории» Мальбранш следовал известной и уже сложившейся к его времени традиции; о ней см.: [Roodenburg 1988: 701–716; Bondeson 1997: 144–169]. В конце 1720-х гг. эта традиция подвергнется резкой критике английского медика Джеймса Аугустуса Блонделя в дискуссии с Дэниэлем Тернером. Блондель отрицал роль воображения матери и настаивал на поиске природных закономерностей в формировании плода [Blondel 1737]. Анализ полемики, принявшей публичный характер: [Wilson 1992: 63–85]. «Имагинативная теория» останется, впрочем, популярной надолго. В 1810 г. читателям «Вестника Европы» предлагалось рассуждение на тему «Причина уродливости рождающихся зависит ли от воображения матери?» [Вестник Европы 1810: 185–193], анонимный автор которого отвечает на вынесенный им в заглавие вопрос утвердительно. См. также: [Ballantine 1904; Huet 1993]; примеры литературной репрезентации: [Wilson 2002: 1–25 (с обширной библиографией)].

 Французская публикация «Разговоров» в 1675 г. не обошлась без обвинений Лами в богохульстве. Об этих обвинениях см. в авторском предисловии к брюссельскому изданию 1679: [Lamy 1679]. В 1685 г. вышло третье – парижское – издание. О Лами в контексте европейской науки эпохи Петра: [Roger 1963].

 Рюйш жалел, что продешевил [Голиков 1788: 283, примеч.]. Обзор купленного Петром собрания: [Гинзбург 1953: 263–305; Mann 1961: 174–178; Радзюн 1988: 82–87]. Помимо коллекции Рюйша, Петр купил также зоологическую коллекцию амстердамского натуралиста и аптекаря Альберта Себы [Станюкович 1953: 36].

 О начале строительства Кунсткамеры спорят. Возможно, что первый камень в основание здания был положен в 1719 г.: [Липман 1945: 9].

 Цит. по: [Шубинский 1888].

 Трюк с карликами, спрятанными в огромных пирогах, Петр повторит еще раз – на празднике в честь своего сына. На этот раз в пирогах были два голых карлика – мужчина и женщина, которые, после того как пироги были разрезаны, начали «раскланиваться друг с другом» [Записки о Петре Великом 1872: 1370].

 См., напр., главу о карликах в: [Gould, Pyle 1896], а также статьи в сб.: [Freakery 1996]. Роль шута нередко сочеталась с ролью слуги: среди картин Д. Веласкеса две изображают карликов, состоявших на службе у испанского принца Бальтазара Карлоса («El bufon don Sebastian de Morra», «El bufon Calabacillo» (ок. 1643) в музее Прадо, Мадрид).

 См. напр., воспоминания секретаря английского посольства в Петербурге Ф. Уэбера в сб.: [Russia under Western Eyes 1971: 159].

 См. также: [Пекарский 1861: 53–59].

 К этой позиции, хотя и с оговорками, склоняется Энтони Анемоун: [Anemone 2000: 590–592, 596].

 Но «лекарства его были, – недоумевает почтенный советский историк, цитируя бумаги Петра, – по большей части довольно странные: царь, например, „принимал лекарство, мокрицы и черви живые истолча“» [Мавродин 1988: 90].