Николай Ямской - Московские бульвары: начало прогулки. От станции «Любовь» до станции «Разлука»

Фрагменты храма Христа Спасителя в Донском монастыре

Единственными, кто в те лихие времена пусть робко, пусть «со слезой в голосе», но пытался хоть что-то действительно спасти для будущих поколений, были музейные работники. Музей в Коломенском, например, упрашивал отдать им золоченый парапет с подсвечниками. Но получил категорический отказ на том-де основании, что эта изумительной красоты часть беломраморного инкрустированного алтаря-часовни «не имеет художественной ценности».

Впрочем, что там парапет, если весь алтарь целиком «припечатали» резолюцией: «Представляет лишь научно-технический интерес».

Однако концепция, похоже, поменялась, когда совсем не «научно-технический», а вполне коммерческий интерес проявили обратившиеся к советским властям зарубежные ценители прекрасного. Не скупясь на валюту, они приценивались и к иконостасу, и к алтарю в целом.

Между прочим, и с тем и с другим история «секретная», а если называть своими словами – темная. С иконостасом, утверждают архивисты, у заокеанских покупателей не выгорело. А мне кажется – не факт. Потому как то же самое долгие годы талдычили про сам алтарь. Помню даже публикацию со ссылкой на сведения из Музея камня Академии архитектуры СССР, где утверждалось, что великолепный – в виде небольшого храма – алтарь из каррарского мрамора действительно пытались купить американцы. Но якобы оказалось, что его невозможно разобрать и, стало быть, протащить сквозь двери – так крепко были скреплены мраморные доски. В результате публикация завершалась весьма обтекаемой, но однозначно похоронной фразой: «Поэтому он погиб».

Однако есть версия, что не совсем. И если хорошенько покопаться, кое-что может даже «воскреснуть». Ниточка, по некоторым сведениям, вела к Элеоноре Рузвельт – супруге президента США. Непреклонная исключительно к собственным гражданам советская власть кое-что из алтаря не только «протащила», но не то продала, не то даже подарила именно ей. Надо отдать должное госпоже Рузвельт, прекрасно осознавая истинную ценность приобретения, она не сочла себя вправе оставлять такую святыню в личной собственности. А передала «презентованное» в дар Ватикану. Так это или нет – тема особого, оставляющего хоть какую-то надежду расследования. Да только дикие прецеденты с другими раритетами все же оптимизма не внушают. Пример тому – совсем уж варварская история, которая произошла с памятными досками из широкого коридора вокруг внутреннего храмового пространства. Напомню, теми самыми, на беломраморной поверхности которых золотыми буквами были выведены имена всех отличившихся – в том числе убиенных или даже только раненых – героев Отечественной войны 1812 года.

В нынешнем храме их, слава богу, восстановили. Чем отчасти прикрыли позор тех, по распоряжению которых оригиналы при демонтаже были пущены в дело. И как! Какую-то часть, стесав бестрепетной рукой имена сражавшихся за Отечество, пустили на отделку вестибюля Института органической химии АН СССР. А какую-то, развернув тыльной стороной наверх, использовали для облицовки ступеней входной лестницы Третьяковской галереи. Оставшееся просто раздробили, превратив в обыкновенный насыпной материал. В связи с этим никак не идет из памяти рассказ отца из довоенных времен. Тогда, гуляя с моим старшим братом по аллеям Сокольнического парка, они нет-нет да и подбирали с утрамбованных дорожек белоснежные мраморные осколки. На одном, довольно крупном даже обнаружился фрагмент с характерным контуром буквы «ъ». Видимо, это было все, что по замыслу начальствующих Иванов, не помнящих родства, должно было нам остаться от исторической памяти и русской воинской славы.

Увы, даже если точно знать, куда были пристроены «трофеи» с прежнего храма, подобраться к ним в ряде случаев совсем не просто. Ну кто же вас, к примеру, встретит с распростертыми объятиями в том же облицованном «трофейным мрамором» вестибюле Института органической химии? Или с чего это вдруг пригласят в зал заседаний ученого совета в высотке МГУ на Воробьевых горах, если вы «ни чего не член»? А ведь именно это помещение украшают четыре удивительной красоты яшмовые колонны из внутреннего убранства храма – единственные, между прочим, уцелевшие после учиненного в нем перед подрывом разгрома. И вообще, если бы сегодня на все содранные со старого собора «трофеи» догадались бы повесить таблички о происхождении, больше всего их, пожалуй, оказалось бы в метро. К примеру, из избежавшего участи быть раздробленным в крошку мрамора изготовлены сиденья и шесть вертикальных четырехметровых светильника в подземном вестибюле станции метро «Новокузнецкая». Этот же материал использовали в облицовке аналогичных наземных и подземных помещений станций метро «Охотный ряд» и «Кропоткинская».

Вот чем все-таки хороши метрополитеновские объекты – так это не столько тем, что там до сих пор, говорят, живет призрак Кагановича, а более всего наличием очевидных следов его и прочих «народных слуг» утилизаторской деятельности. Ну зацепились вы, скажем, ненароком за облицовку на той же «Кропоткинской». Удивились: а чтой-то она набрана из разновеликих плит? Дальше уж и до их происхождения можно докопаться. А оттуда уж и до фамилий «главных именинников» совсем недалеко.

С нынешними «утилизаторами» исторических руин куда сложнее. Относительно свежий пример – судьба останков возведенной в 1935 году пафосной гостиницы «Москва». В 2002-м, объявив ее «ветхой» и «устарелой», здание быстренько сровняли с землей.

По сравнению с прошлым столетием проворность сносов начала нового века оказалась ну просто на порядок выше. А уж про тайны «утилизации» и вовсе не с кого спрашивать. В лучшем случае добьетесь от застройщиков ремарки. И хорошо, если в пусть лаконичной, но корректной форме – ну типа комментария тогдашнего российского президента, который на вопрос корреспондента о судьбе ушедшей на дно подводной лодки «Курск» с подкупающим простодушием ответил: «Она утонула»! В процессе сноса старой, еще щусевской «Москвы» тоже многое что «утонуло». Причем, похоже, с концами. К примеру, тот же снесенный одним махом зал легендарного гостиничного ресторана, стены которого были облагорожены драгоценным отделочным камнем все с того же старинного храма Христа Спасителя. Или содранный с него же лабрадорит, пущенный затем на облицовку гостиничного цоколя.