Наталия Гречук - Петербург. Застывшие мгновения. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников

«Финляндскому обществу легкого пароходства очень и очень недурно живется в Петербурге, – писала «Петербургская газета». – Оно вне конкуренции господствует на водах столицы, обменивая русские рубли на финские марки».

Из финнов набирались и все основные служащие – от шкипера до матросов, исключая разве сторожей на пристани да кассирш. По крайней мере, именно так было в 1894 году, судя по изданной тогда инструкции «Служебные обязанности служащих Финляндского легкого пароходства».

Впрочем, той же инструкцией в обязанность им вменялось умение объясняться по-русски и в отношениях с пассажирами не отговариваться незнанием языка. Требовались от них также трезвое поведение, честность и аккуратность. И почему-то специальное указание касалось необходимости почаще ходить в баню.

А вообще перечень обязанностей у всех служащих Легкого пароходства был необычайно обширен, за исключением сторожа на пристани. Но у того их пусть имелось и мало, зато одна – очень трогательная: «при высадке с парохода пьяного пассажира осторожно проводить такового на набережную»…

Начальство было весьма строгим с подчиненными: за малейшее нарушение – штраф, при повторном замечании – увольнение. Хуже всех приходилось шкиперу, ему еще вменялось, и возмещать убытки при повреждении парохода, произошедшем по его вине и небрежности.

Но если судить по рубрике происшествий столичных газет, «небрежностью» шкиперы отличались частенько.

«Жалобы на неосторожность шкиперов Финляндского общества не прекращаются, – возмущалось «Новое время» в одном из своих июльских номеров 1897 года. – Столкновения пароходов этого общества повторяются чуть ли не ежедневно. Вчера, 24 июля, в 7 часу вечера пароход, следовавший с пассажирами по Екатерининскому каналу, наскочил на судно с песком… Судно дало течь и затонуло. Столкновение вызвало у пассажиров парохода опасение за собственную безопасность… Многие покинули его».

Негодование репортера можно было понять: только накануне этого происшествия газета сообщила о столкновении парохода № 6 Финляндского общества с «Рыбкой», принадлежавшей Шлиссельбургскому пароходству. Случилось это, по словам газеты, прямо у пристани против Летнего сада. Отваливавший от нее переполненный пароход № 6 ударился в «Рыбку» носом и проломил ей борт. «Некоторые пассажиры получили повреждения».

И все равно эти маленькие речные суденышки пользовались популярностью у столичных жителей. В 1897 году, к примеру, только по Фонтанке за пятачок проехали пароходами 3 376 566 пассажиров. Кто-то даже настолько предпочитал их летом конке или трамваю, что покупал себе «круговые билеты», дающие право всего за два с полтиною ездить по всем линиям в течение целого месяца. Правда, при этом надо было потратиться еще и на фотографию для билета…

Столичная местность Екатерингоф славилась среди горожан обычаем устраивать в парке гулянья в первомайский день. Какие-либо политические ассоциации тут неуместны – гулянья затевали сначала в честь взятия Петром I крепости Ниеншанц 1 мая 1703 года, а потом, кажется, и про победу над шведами было забыто, просто встречали весну. Вот и на нашем снимке народ отдыхает в Екатерингофском парке 1 мая 1911 года.

Задний план фотографии занимает весьма скромное строение, известное петербуржцам прежних времен как дворец Петра. Хотя сказать, что этот дворец истинно петровский, первозданный, было бы натяжкой. В 1711 году, когда стали перестраивать один из царских городских домов, то бывший на том месте деревянный дом, чтоб не пропадал, перенесли в Екатерингоф – усадьбу, устроенную Петром для Екатерины I. В середине того же XVIII века свезли сюда за ненадобностью еще один деревянный дворец – стоявший у Летнего сада. Хотели просто приставить к петровскому, но строение оказалось несоразмерно, пришлось сделать по его бокам пристройки…

А вокруг раскинулся роскошный парк, с заведенным царственными владельцами «хозяйством». При Петре работали здесь коломянковая и полотняная фабрики. Анна Иоанновна намеревалась обратить Екатерингоф в огромное охотничье угодье со зверинцем. Елизавета устроила тут молочную ферму. А при Екатерине II парк поставлял огородные и садовые «произведения», как тогда выражались.

29 марта 1826 года до сведения обер-гофмейстера барона Альбедиля было доведено высочайшее соизволение на передачу Екатерингофа в городское ведомство – «со всеми тамошними устроениями», за исключением дворца. К тому времени находившийся прежде в совершенном запустении Екатерингоф уже привел в порядок петербургский военный губернатор граф М.А. Милорадович, за что современники весьма его хвалили. Между прочим, как писал в своем «Московском альманахе для прекрасного пола» Сергей Глинка, «соединяя приятное с полезным, граф употребил на возобновление оного поселян, приходивших в голодные годы из белорусских губерний»…

После «возобновления» парк приспособили для публичных гуляний. Сначала аристократических. Для светских посетителей построили музыкальный «воксал», камеру-обскуру. А летом 1835 года для них приготовили многодневный «спектакль» – в парке расположились лагерем пейзане-косцы в красных рубахах и почему-то в фесках, в целях рекламы нанятые табачным фабрикантом В.Г. Жуковым. Позже в Екатерингоф допустили и простонародье, а в 1880-е годы он вообще отошел в ведение Городского попечительства о народной трезвости, которое устраивало тут гулянья на Рождество, масленицу, Пасху и по другим случаям.

А вот в старинном дворце еще по распоряжению Милорадовича собрали вещи и предметы, относившиеся к Петру и его времени. И стал он на недолгое время музеем, правда, не всякой публике доступным. Но в 1850 году все самое ценное увезли оттуда в императорский Эрмитаж, в Петровскую галерею. Хотя кое-что, бывшее тут со времен Петра, и осталось. Однако при подготовке празднования 200-летнего юбилея Петербурга в 1903 году, дворец лишился и последних раритетов, их забрали для исторической выставки в Летнем дворце Петра и больше уж не вернули.

С началом XX века для Екатерингофа открылась вторая фаза запустения и разрушения. Он оказался в кольце фабрично-заводских строений. Денег на его поддержание у города не находилось. «Историческая достопримечательность совершенно забыта», – писала в 1907 году газета «Новое время». И тогда же журнал «Старые годы»: «…исчезнувший уголок петровской эпохи». И в 1910-м «Зодчий»: «Екатерингоф находится в ужасающем состоянии».