Леонид Медведко - Восток – дело близкое. Иерусалим – святое

Война в зоне Суэцкого канала и на Синае продолжалась недолго. Последствия разразившегося в 1956 году кризиса, который вошел в историю как суэцкий, давали о себе знать гораздо дольше, чем сама война, хотя главной ареной разворачивавшихся событий, помимо Суэца, были города Порт-Саид и Исмаилия.

Спустя почти двадцать лет, уже после Октябрьской войны 1973 года, генерал Бофр, бывший командующий французским экспедиционным корпусом в ходе этой операции, воскликнет: «Прощай, Суэц! Здравствуй, Залив!»

Но в первые два года после Суэца Запад не спешил сдавать свои позиции. Механизм Багдадского пакта в 1957 году только начинал набирать обороты. В Сирии был раскрыт антиправительственный заговор. В августе по обвинению в организации другого заговора из страны выдворили несколько сотрудников американского посольства. В октябре была задержана еще одна группа заговорщиков, переброшенных в Сирию из Турции. Турецкие войска подтягивались к сирийской границе (о чем достоверно стало известно нашей военной резидентуре в Стамбуле), одновременно готовилось антиправительственное выступление группы сирийских офицеров и некоторых воинских частей.

В турецких газетах все чаще появлялись, очевидно, инспирируемые извне статьи, напоминавшие о «законных притязаниях» Турции на часть территории Сирии. Подкреплялись они приграничными инцидентами на ее границах. В турецкие порты едва ли не ежедневно стали заходить американские корабли и суда с военными грузами. После Анкары вдруг неожиданно пожаловал в Стамбул заместитель госсекретаря США Гендерсон для проведения консультаций с турецкими руководителями и их зарубежными гостями. Вслед за этим в некоторых газетах появились заметки с кричащими заголовками через всю полосу; якобы, у Гендерсона пропал портфель, и, скорее всего, это дело рук «русских шпионов». Все это было приурочено к началу проведения в Восточном Средиземноморье и на территории Турции совместных учений НАТО.

В это время наш военно-морской атташе адмирал Тимченко получил из Москвы указание организовать прохождение группы наших военных кораблей через Черноморские проливы. Позднее мы узнали, что на крейсере под флагом министра обороны СССР находится сам маршал Жуков. Он направлялся с официальным визитом в Албанию, который стал для него последним. Все офицеры во главе с адмиралом Тимченко, начистив ботинки до блеска и надраив пуговицы своих бушлатов, ранним утром направились на приписанном к нашему генконсульству военном катере в устье Босфора для встречи маршала.

Мне (Л.М.) как самому молодому сотруднику военно-морского атташата было поручено ответственное задание – крепко держать Тимченко за ноги, когда он, вытянувшись во фрунт, во весь рост встанет на носу катера, качающегося на волнах. Именно так, по всем морским правилам он и приветствовал флаг министра обороны и лично маршала Жукова, показавшегося с биноклем в руках на капитанском мостике. Рядом с нами туда-сюда сновал катер под американским флагом. На нем мы сразу признали своих коллег из военно-морского атташата США. Они беспрерывно щелкали фотоаппаратами, наводя объективы поочередно на все антенны нашего флагманского корабля. Это не осталось там незамеченным. Мы издали увидели, как из-за стекла капитанского мостика выглянули сразу нескольких биноклей. Среди флотских головных уборов нельзя было не заметить выделявшуюся своим красным околышем и позолотой высокую маршальскую фуражку. Как ни старался я удерживать за ноги своего адмирала, он, приметив маршала Жукова, так подался вперед, отдавая честь, что едва не потерял равновесие. Жуков навел, однако, свой бинокль не на наш катер, а на американский. Заметив, как там дружно все работают фотоаппаратами, он, высунув руку, то ли пальцем, то ли кулаком пригрозил уж слишком наглым «фоторепортерам». На утро одна из газет дала сообщение о проходе корабля с маршалом под заголовком «Жуков появился у стен Стамбула». Все вчерашнее действо происходило в самом узком месте Босфора, в створе между стенами двух некогда грозных крепостей по европейскому и азиатскому берегам пролива – Румели-хисар и Анадалу-хисар.

Через некоторое время наши корабли проследовали в обратном направлении, но уже без маршала Жукова.

Когда мы в автомашине возвращались в Анкару, то по московскому радио услышали сообщение, что Жуков, прервав свой визит, возвратился в СССР. Эта весть была полной неожиданностью не только для нас, но и для недавно прибывшего нового посла Н.С. Рыжова (бывшего министра текстильной, а затем легкой промышленности). Он был причастен к строительству текстильного комбината в Кайсери. Надо полагать, Хрущев направил его в Турцию для наведения порушенных Сталиным «мостов дружбы» между нашими странами. Рыжов по-прежнему считался человеком, близким к верхам. Об этом можно было судить по портрету Хрущева в его кабинете, на котором красовался многозначительный автограф: «Никите от Никиты. Хрущев». Услышанную по радио сенсационную весть мы расценили совершенно по-разному. Судя по сухости, с какой было передано сообщение, мы заподозрили неладное. Но посол, снисходительно пожурив нас за политическую близорукость, попытался рассеять наши сомнения: «Вот увидите, после Пленума ЦК ваш Жуков, скорее всего, станет премьер-министром».

Оправдалось все же наше предчувствие. Более того, как вскоре узнал я от своих военных начальников, вслед за Жуковым серьезные перестановки произошли в Генеральном штабе и Главном разведывательном управлении (ГРУ). Пользовавшийся в военных кругах большим авторитетом прежний начальник Генштаба – генерал С.М. Штеменко, который считался человеком Жукова, тоже оказался в опале. Его направили в Северокавказский военный округ, войска которого в то время проводили демонстративные учения у границы с Турцией. (Тогда это расценивалось не только как своеобразное предупреждение для НАТО и Багдадского пакта, но и упреждение усилившегося нажима на Сирию.) Так до нас доходили отголоски бурных перемен на родине.

О них мы узнавали от приезжавших из Москвы новых работников, из диппочты, от первых советских туристов (как правило, высокопоставленных или именитых). Одни, как, например, писатель Лев Никулин, азербайджанский поэт Расул Рза, которых мне приходилось встречать и сопровождать, приезжали в творческие командировки. Другие – Константин Паустовский, украинский писатель Любомир Дмитерко, кое-кто из родственников высокого начальства – были в Стамбуле транзитом как туристы первых средиземноморских круизов. Помнится, нам было поручено под благовидным предлогом прервать круиз дочери Молотова, которой якобы из-за болезни отца было предложено самолетом возвратиться в Москву. Только позднее мы узнали об «историческом Пленуме ЦК», отправившем в отставку не только всех членов «антипартийной группы» Молотова – Кагановича – Маленкова, но и самого популярного на Арабском Востоке советского министра иностранных дел с самой длинной фамилией – «и-примкнувшего-к-ним-Шепилова». С ним мне довелось встретиться уже четверть века спустя, в дни разразившегося второго ливанского кризиса.