Роберт Оганян - Москва – Кавказ. Россия «кавказской национальности»

Пытаюсь понять: почему хранил Протокол допроса, всплывший из письменного стола отца, и таскал с собой при многочисленных переездах? Память об отце, нечто вещное, что связано с ним? Или мальчишеское любопытство проникнуть в загадочный мир отца? Тогда внутренне неосознаваемое, но жившее во мне, очевидно, чувство, т. с., летописца, кому это может пригодиться? Или непохожесть листка ни на что другое печатное, с чем я сталкивался? Притягивала в протоколе грозно-пугающая надпись: НКВД Азербайджана, а под ним: Управление государственной безопасности? Обладание Протоколом являлось для меня, с отроческих лет представленного самому себе, ощущающего без отца незащищённость, гарантией собственной безопасности?.. Но не только подобное хранил: в старых бумагах – и брачное свидетельство моей бабушки, о чём было? Ряд других бумаг, о которых будет сказано? Не утратить ощущение корней?..

Из первой автобиографии можно узнать, что в тот год, когда отец умыкнул мою будущую мать, начало 20-х, дела у него шли неплохо, он, до того находясь без работным (так в автобиографии), поступил вАдмотдел Баксовета, где сперва работал в качестве райсмотрителя (рядового милиционера), после чего, получая повышение (все запятые поставлены мною), занимал должность Пом. Нач-ка 4-го района Баку.

Итак, отцу 26, матери – 14, когда по доброй воле она бежала из отчего дома с любимым ею человеком. Жила молодая семья… тут надо сделать отступление, ибо сразу и не скажешь, как мой отец-шемахинец оказался в Баку, где и как обрёл жильё, чтобы суметь построить семью.

Родился Гусейнов Гасан Алекпер оглы (или рождён, пишет) в 1897 году в городе Шемахе, Бакин. губ. Из второй биографии: родом происхожу из жителей Шемахи Шемахинского района. В третьей – родился в Бакинской губ. Шемахинского уезда, селение Лаич. В четвёртой – родился в сел. Лаич, Исмаиллинского района.

Разнобой связан с изменениями, очевидно, в районировании республики. Но высокогорное село Лаич (точнее – Лагич), где родился отец, вызывало во мне до недавнего времени некоторое недоумение, ибо там живут главным образом таты, персоязычные иудеи, а отец мой не знал их родного языка фарси. Как получилось, что отец родился не в Шемахе, а в Лагиче? Есть, оказывается, там квартал шемахинцев, где они жили после череды разрушительных землетрясений в Шемахе.

В последней автобиографии отец подробно говорит о каждом из своих живших к тому времени братьях:

Братья мои:

1. Гусейнов Ага Мешади Алекпер оглы, прожив. по ул. Пролетарской, туп. 7, д. 5 (он из братьев – второй: первый, самый старший брат умер в 1920 г., Теймур; Ага Мешади я не помню, но в тупик Пролетарский входил в детстве не раз, а с кем и к кому – провал в памяти; от него никаких наследников не осталось, а от двух дочерей, ныне покойных, старшего Теймура – старшей Таиры, она воспитывала нас с братом, – никого, умерли и сын Тамерлан, и внук Юнис, от младшей Сары – дочь Алмаз, которая в годы развала страны оказалась в США, где и живёт поныне.

2. Гусейнов Ага Али Алекпер оглы, прожив. Нижне-Нагорная, д. 74. Высокий, статный, строгий, бывший купец, пережил всех братьев, в пору советизации став никем, хвастал прошлыми богатствами (многое в моём мироощущении связано с ним, но об этом дальше). Никого из наследников.

3. Гусейнов Эйбат Алекпер оглы, проживает по Ст. Почтовой ул. № 59. Это наш дом, мы – на втором этаже, они – в подвале, и это – постоянный укор ему жены Набат: Ты, старший брат, живёшь в подвале, занимаешь всего лишь одну комнату, в которой постоянно темно, и привёл меня сюда, а он, младший твой брат, живёт на втором этаже, занимает две комнаты и в них всегда светло! Я это сам слышал и однажды спросил у матери, почему так произошло, она и ответила мне, что брат отца долго раздумывал, прежде чем переселился сюда: все комнаты к тому времени в уплотняемом доме миллионера разобрали, остались лишь подвальные помещения; Эйбат, с рождения горбатый, был полным сил мужчиной, о нём ещё будет; кстати, тягой к сочинительству, приобщением к чтению я обязан его сыну, моему двоюродному брату-ровеснику Энверу, талантливейшему на всевозможные выдумки.

Пятый – мой отец, если первый – Теймур, и 4 (шестой по возрасту из братьев) Гусейнов Шарбат Алекпер оглы, проживает в гор. Шемахе (тут родни не счесть: множество внуков и правнуков).

Через запятую после слова Шемаха отец спешит сообщить – набор оправдательных фраз из пяти пунктов, что братья: (а) не подвергались к репрессиям и арестам органами Соввласти, (б) не лишенцы, также (в) в войсках белых и (г) национальных правительствах не служили, (д) членами в других партиях не состояли.

Но вернусь к началу: Родился и вырос я в бедной трудовой семье кустаря-башмачника (иначе говоря, чувячника). И – модное в те годы, ибо чем ты беднее, тем ближе к всенародной рабоче-крестьянской власти: В очень жалких бедственных условиях мы влачили свое жалкое (дважды жалкое, кашу маслом не испортишь!) существование.

Есть противоречия – в другой пишет: Отец мой Алекпер Гусейн Али-оглы работал дома по починке башмака и чувяков. Умер с малых лет моих. Он был не имущий. По одной автобиографии малые года – это, как выведено рукой, приблизительно три года, а по другой – десять лет.

Вся тяжесть по содержанию матери вдовы (о бабушке по отцовской линии, увы, ничего не знаю, даже имени память не сохранила!), меня малыша и других пала на моего старшего брата Теймура Алекпер-оглы (умер, оставив двух дочерей, – о них чуть позже). Он служил в Баку приказчиком у известных мануфактуристов Бр. Мехтиевых, у которых получал за труд свой в месяц 9 руб. жалования, на это мизерное трудовое средство он содержал мать вдову и меня малыша. Когда я немного достиг старшего возраста, он меня определил в этот же мануфактурный магазин по Базарной угол Ст. Почтовой улице, где сам работал, мальчиком за три рубля вызова… – очевидно, отцу надо было прибавить лета, чтобы взяли на работу мальчиком на побегушках?

Когда отцу исполнилось, как пишет, 12, брат определил в Бакинскую русско-татарскую школу (или 4-е русско-татарское городское училище). В России нас, как всех тюркоязычных, называли татарами – для удобства запоминания, а может, из-за инородческой глухоты, и различали по месту обитания: казанские татары, крымские, тобольские, кавказские, астраханские, закавказские и т. д.; впрочем, мы сами азербайджанцами себя до революции не называли – внедрилось в пору паспортизации в 30-е гг.; называли себя турками (на русский манер – тюрками, дабы отличить от турок-османцев) или мусульманами: многие века жили в Персидской империи, которая – такая политика продолжается и поныне – внедряла в тюрок начало мусульманско-шиитское, гася начало этническое, дабы настроить их против постоянного соперника-врага на мировой арене – Оттоманской империи, обитатели которой – презренные сунниты.