Роберт Оганян - Москва – Кавказ. Россия «кавказской национальности»

Я помню эту тоненькую в толстой серой обложке книгу, не раз держал в руках, но куда она делась и сохранилась ли, не знаю. В том шрифте, в каком была издана книга, читать баяты мне не пришлось, но зато изучал неоднократно баяты в изданиях кириллицей и даже пытался перевести их: «К чему цветенье алой розы, если суждено ей увяданье?.…» Это из той же баяты, где: «О, если б не было разлук».

…С матерью связано моё первое всё. Сколько ни сказать – будет мало, тут у меня момент, не скрою, её обожествления, и не только потому, что родила, воспитала и т. д.: во-первых, бесконечная жалость, вызванная ранней её смертью в сорок лет; во-вторых, её долготерпение, переносила стойко – без нытья или раздражения – выпавшие на её долю тяготы; не помню, чтобы на кого-то кричала, с кем-то ругалась и вообще повышала голос, а ведь осталась в свои тридцать три года без мужа, надо содержать мать, здоровых мальчиков, которым тринадцать и десять, годы пошли вскоре военные, голодные; в-третьих, сразу после войны настолько сдала физически, что приходилось чуть ли не постоянно сопровождать её, находиться рядом, и я видел, как она мучается, еле передвигаясь по земле, но ни разу не заметил на её лице ни тени горести, жалобы, а всегда – еле различимая, но улыбка, радость; в-четвёртых. рассказы впереди. Здесь же замечу, что почти ни одно из моих сочинений не обходилось без того, чтобы частичку её судьбы не передать кому-либо из женских персонажей, естественно – положительных. Есть у меня даже повествование из цикла микрорассказов, которое считаю началом творчества, хотя до того вышло немало моих книг, – Острова, посвященные памяти матери.

Однажды мой друг, покойный Александр Кикнадзе, он читал, как выяснилось, все мои книги, спросил: Можешь объяснить, почему у тебя в твоих сочинениях очень много говорится о маме, но почти ничего об отце? В вопросе было недоумение, вызванное тем, очевидно, что в его собственных произведениях – по существу автобиографических – как раз много говорится именно об отце, который был репрессирован, нежели о матери. Это – что у меня больше о матери, чем об отце, – никогда в голову мне прежде не приходило, но я вдруг понял, что Саша прав, и тотчас с ним согласился, а о причине… но разве она была? умолчал, точнее, задумался, застигнутый словно врасплох и не зная, что ответить: такой цели я перед собой, разумеется, не ставил, тут диктат подсознания, в глубинах которого притаилась некоторая, смешно сказать сегодня, обида на отца, или первое обидное чувство, во мне возникшее в отрочестве, о чём ещё будет… а почему не немедленно, не сейчас, коль скоро зашла речь о сыновней боли, о которой отец так и не узнал, хотя содеянное отцом так банально, так распространено, так знакомо и мне, и тут к месту сказать о яблоке, которое от яблони далеко не падает, сбитое ветром или подгнившее.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь и далее во всех приводимых документах и письмах орфография, пунктуация и грамматика сохранены как в оригиналах.

Вот уж многоимённость!.. Двойное Гаджи в имени означает: первое входило в состав имени моего прадеда, Гаджибаба, или в скороговорке Ад-жеджбаба), второе приобретено как почётный титул по совершении хаджа в Мекку и Медину. Вообще-то о нашей длинноимённости существует рассказ-быль: Всероссийский староста, как называли Калинина, приехал в Азербайджан вручать ордена. Председатель ЦИК Азербайджана Агама-лиоглу, ведущий собрание, провозгласил, приветствуя гостя: Вы нам из Урсиета (России) револусия качай-качай, а мы вам из Баку нефть качай-качай! (бурные аплодисменты). А потом стал вызывать на трибуну награждённых и произнёс: Мелик Мамед Гаджи Гаджибаба оглы… – Калинин его перебил: «Самедага, не всех сразу, по одному вызывай!» – «А я по-одному и вызываю!» – ответил Агамалиоглу.

Кербалай – титул, обретаемый при паломничестве в Ирак – город Кербелу, где похоронен Гусейн, убиенный внук Мухаммеда; Мустафа – собственное имя. Мамедкасим – имя отца, и – титул Гаджи, а Мир – показатель родства с пророком Мухаммедом, Ага – господин.

Чемберекент – прочту у Маяковского: На пригорке сад. Лестница белого камня. Было кладбище. Велели родственников перенести. Теперь разрастается парк и сад, а лестница из невзятых памятников (т. 9, с. 431).

Сочетание обезьяны и человека тотчас ассоциативно рождает во мне фразу – первое предложение на азербайджанском, которое выучил наизусть мой сын при усердии земляка Аяза Эфендиева, ныне академика, во что бы то ни стало внедрить в Гасана: Бюйцк инэилис алими Чарлз Дарвин демишидир ки, инсан меймундан ямяля эялмишдир (фраза из популярной комедии Мешади Ибад означает: Великий английский учёный Чарльз Дарвин сказал, что человек произошёл от обезьяны).

Угловой дом этот с балконом-фонарём, ныне перестроенный неузнаваемо, является героем многих моих сочинений. О разрезанном ангеле я писал в романе Семейные тайны.

Под именем Хусниййе-ханум – одна из центральных фигур моего романа Магомед, Мамед, Мамиш.

Такого рода детализации хоть и часты (азербайджанцы различают дядю по отцу, это ами, и дядю по матери – даи, а также тётю по матери, хала, и тётю по отцу – биби), но наблюдаются не всегда: русские, к примеру, в отличие от азербайджанцев, чётко различают родителей жены и мужа: тесть – тёща, а также свёкор – свекровь, в то время как у азербайджанцев и то и другое обозначается одним словом: гайнана (это и тёща и свекровь) и гайната (тесть и свёкор), слово это переводится как «мать или отец брата мужа или жены».