Константин Писаренко - Патриарх Никон. Загадки Раскола

В третий раз укротить непокорную Москву Ванифатьев попытался после того, как 29 января земские депутаты единодушно одобрили окончательную редакцию Соборного Уложения и на том завершили свою работу. Царский духовник, видно, не сомневался, что высшее духовенство не посмеет перечить царскому желанию, и 11 февраля 1649 года собрал «в середней» палате царского дворца патриарха, двух митрополитов, трех архиепископов, одного епископа, шесть архимандритов, девять игуменов, десять протопопов, не считая себя. В повестку дня внес единственный вопрос: «как лутче быти» с проблемой уклонения народа от «долгого и безвременного пения»? Подразумевалось конечно же одобрение Священным собором единогласия, с чем прихожанам придется-таки считаться. Уверенность в успехе укреплял визит в Москву патриарха Иерусалимского Паисия, гостившего в ней с 27 января 1649 года. Уважаемый грек присоединил собственный голос в защиту единогласия.

Увы, затея с треском провалилась. Двадцать семь участников прений, отвергнув притязания благовещенского протопопа, постановили: «Как бы[ло] при прежних святителех митрополитех и патриархех, по всем приход[ским] церквам божественной службе быти по-прежн[ему], а вновь ничево не всчинати». И что же Ванифатьев, смирился с финалом, фактически запрограммированным? Никак нет. Наоборот, впал в бешенство. «Муж благоразумен и… добродетелен» не постеснялся обругать и выбранить почтенных старцев, отстоявших, между прочим, позицию большинства москвичей, а в принципе всей страны. Однако большевик – всегда и везде большевик. Кто не с ним, тот против него. Несогласные и вовсе – враги народа, по терминологии отца Стефана, «волки», «губители» исконного православия. Судя по жалобе патриарха и архиереев на высочайшее имя, оскорбительная для них сцена разыгралась в присутствии Алексея Михайловича и выглядела продолжением нравоучительного урока, когда главный протопоп России посетовал юному монарху на то, что «в московском государстве нет церкви Божии»!

Никон предлагает новые богослужебные книги. Художник АД. Кившенко

Обиженное духовенство хотело засудить Ванифатьева по статье Уложенной книги о хулении «соборной и апостольской церкви», за что полагалась смертная казнь. Впрочем, на духовного отца государя, по совместительству фактического первого министра, она не распространялась. К тому же для первого министра вполне естественно именно так отреагировать. Если же еще учесть, что патриарх Иерусалимский Паисий в Москве не только за единогласие выступал, но и за Богдана Хмельницкого слово замолвил, то нервный срыв отца Стефана нетрудно и понять, и простить…

Интересно, что о позиции Никона в те дни, по сути, ничего не известно. Особой активности он, похоже, не проявлял, пассивно поддерживая своих старших и более энергичных товарищей. Однако Новоспасский архимандрит явно задумывался о том, насколько церковная реформа Неронова и Ванифатьева целесообразна и вообще реальна в условиях России. Задумывался и приходил к выводам, сулившим мало утешительного его коллегам-реформаторам.

1 декабря 1648 года в Посольском приказе расспросили трех «черных попов» с Афонской горы – Петрония, Палладия и Сильвестра, которые предупредили царских дьяков о скором прибытии в Москву патриарха Иерусалимского Паисия. Впрочем, духовника царя Стефана Ванифатьева встревожило не это, а факт сопровождения греческого архипастыря от молдавских границ до городка Веницы (Винницы) неким полковником гетмана Хмельницкого, который из Винниц умчался куда-то один, оставив патриарха дожидаться своего возвращения. Протопоп сразу заподозрил неладное – попытку запорожцев через одного из вселенских патриархов убедить Алексея Михайловича ввязаться в войну с Польшей. Надежду на то, что едет самозванец, рассеял второй расспрос афонских старцев 19 декабря. Их описание («ростом… средним, в плечах широк») совпало с внешними данными того, кто ранее под сим именем посещал Москву.

Напомню: весной 1648-го Б. И. Морозов со дня на день ожидал с Украины курьера с просьбой о помощи от восставших запорожцев и казаков. После смерти короля Владислава IV у них не оставалось выбора, как обратиться за подмогой к России. И они обратились, но опоздали всего на две с половиной недели. Хмельницкий узнал о кончине монарха 3 июня в Белой Церкви (юго-западнее Киева), 8 июня принял решение искать союза с московским государем, а не с турецким султаном и в тот же день отправил в Москву гонца, который примчался в российскую столицу 19 июня. Ровно через неделю после отъезда Морозова в ссылку в Белозерский монастырь. На волне народного бунта правительство возглавили другие люди, и прежде всего Стефан Ванифатьев – убежденный противник любой войны, а с Польшей особенно. Почему? Потому что война – не лучшее время для осуществления церковной реформы по программе Неронова. То, как она проводилась, мы видели выше. Защитить ее от внешнеполитических бурь Ванифатьев и постарался в первые же дни нового правления, когда, во-первых, проигнорировал призыв Хмельницкого, во-вторых, протолкнул на пост думного дьяка Посольского приказа не единомышленника Морозова – дьяка Ерофея Иванова, прославившегося позднее под именем Алмаза Ивановича (Алмаза Иванова), – а М. Д. Волошенинова, пацифиста, под стать самому Ванифатьеву.

Волошенинов, полонофил и с 1644 года думный дьяк Разрядного приказа, в прошлом служил в приказе Посольском и вполне подходил на роль дипломата, уберегающего страну от военных конфликтов. Официальное назначение состоялось 8 июля 1648 года, и до января 1649-го он без труда справлялся с возложенной на него миссией. Пока в Москву не приехал патриарх Иерусалимский с секретным поручением от Богдана Хмельницкого. 21 января в Белокаменную привезли депешу из Путивля, разъяснившую ситуацию: 5 января Паисий пересек русскую границу вместе с казацким полковником С. А. Мужиловским, тем самым, ехавшим с греческим гостем из Молдавии. Полковника гетман «послал… с ним, патриархом… к… царю… Алексею Михайловичу… о… государеве великом деле заодно». Хмельницкий и владыка из Иерусалима встретились в Киеве. О чем договорились, конечно, депеша не сообщала, но и без того Ванифатьев понимал, зачем Паисий спешит в Москву. Для принятия контрмер протопоп располагал считаными днями. Для начала он отправил в Калугу Ф. М. Мякинина приставом к «дорогому гостю», чтобы аккуратно разведать в беседах, тот «для чего… к государю едет – для милостыни ль или для иных каких дел». Другую, самую важную, задачу Ванифатьев доверил архимандриту Никону…