Петр Голубовский - История Смоленской земли до начала XV столетия

Нам необходимо теперь произвести рассмотрение экземпляров D, Е, F, G, и К позднейшей редакции так же, как это сделали мы с древнейшей редакцией. Мы видели уже, что позднейшая редакция экземпляров «Смоленской торговой правды» относится, – в том виде, как она дошла до нас, – ко второй половине XIII столетия, пожалуй, к последней его четверти или к еще более позднему времени. Но дело в том, что эти позднейшие копии сняты с какого-то более древнего оригинала. В самом деле, в оригинале договора Мстислава Давидовича (А) мы находим, что договор этот был заключен: «…под Пискоупомь Ризким, Провст Иаган, мастьр Вълквен, Бжии дворянин, и под горажаны ризескими, пред всеми латинескими коупци: Ся грамота оутвьржена всехо коупьче пьчатию. Се ороуде исправили оумнии коупчи: Регньбоде, Детярт, Адам, то были горожане на Гочкомь березе. Мъмъберн, Вредрик Думбе, ти были из Любка; Гиндрик Готь, Илдигьр, та два была из Жата; Конрат Шхел, оде Иоганть Кинть, та два была из Мюньстьря; Берняр, оде Вълкер, та два была из Грюнигь; Иермьбрьхть, оде Албрахт, та два была из Дортмьня; Гиндрик Цижик из Бремьнь, Албрахт Слоук, Бернярт оде Волтьр, оде Албрахт фогот, то были горожане оу Ризе, и инех много оумных добрых людей» 299. В экземпляре D позднейшей редакции оказываются те же самые представители городов, подписавшиеся под договором, что и в Мстиславовом оригинале. Разница состоит только в написании имен. Если это так, то, следовательно, экземпляр D, принадлежащий, как мы видели, ко времени не ранее третьей четверти XIII столетия, списан с оригинала, современного оригиналу «Смоленской торговой правды», ибо иначе имена представителей городов были бы другие. Этот первоначальный оригинал должен был представлять собою точный противень с оригинала Мстислава (А). Мы будем этот оригинал называть D’ 300. В присяжной грамоте Феодора Ростиславича 1284 года говорится: «…а тоу (при возобновлении или лучше новом принятии старого трактата) был, при докончаньи грамоты сее, Любрахт, посол от Мастера, а от горожан Петр Бартолть, а в торговцих Федор Волковник из Брюньжвика, Гелмик из Миштеря…» 301. В более поздней присяжной грамоте смоленского великого князя Ивана Александровича, относящейся к половине XIV столетия, мы находим: «А приездили ко мне на докончанье из Риги о Мастеря Пьсков Бой дворянин, а о Ратман Иван пап, на том на всем целовал есмь кртъ к брату к своему к Местерю, а они целовали ко мне крт Местеревою дшею и Пкуплею» 302. Это не договор, как и грамота Феодора Ростисловича 1284 года, а грамота присяжная в исполнении обеими сторонами старого договора. Князь Иван Александрович говорит тут, что он и «докончал (есмь) по деда своего докончанью и по старым грамотам ». Вот эти-то Петр Бартольт, Феодор Волковник и Гелмик, затем Песков, Иван поп и участвовали в возобновлении договора, причем каждый раз были снимаемы копии с древнего оригинала «Смоленской торговой правды», но имена новых послов не вносились в копии. На основании этих соображений мы имеем полное право сказать, что экземпляр D есть копия с древнего оригинала D’, который представлял собою современный список того трактата, на котором мы находим печать князя Мстислава (Феодора) Давидовича (А). И так экземпляр D есть позднейшая копия с древнейшего списка «Смоленской торговой правды» с позднейшими прибавлениями. Таким образом, можно и теперь сказать, что Мстиславов договор 1229 года явился на свет в двух списках: 1) «с печатью князя Мстислава Давидовича и смоленского епископа…», 2) с печатями немецких представителей или епископа и магистра ордена, современных заключению договора. В этом мы убеждаемся еще и из следующих фактов. В Мстиславовом договоре существует, между прочим, такая глава: «Аже латинескии оусхочет ехати и Смольнеска своим товаром в иноу стороноу, про то его князю не держати, ни иномоу никомоуже; тако роусину ехати из Гочкого берега до Травны». В современном противне (с которого списан экземпляр D) это место читается так: «Аще который немчичь хочет ити с своим товаром вын город, князю не боронити ни смоляном; оли который роусин хотет пойти с Готьского берега в Немецьскоую землю в Любек, немцом не боронити им того поуте» 303. Указания на эти условия мы находим в одном из донесений рижских послов во время Витовта. Послы пишут в Рижский совет о требовании русских, на основании Смоленских грамот, свободного проезда из Готланда до Травны и в другие города 304. То же самое мы слышим и от смоленского князя Юрия. Он, будучи изгнан из Смоленска Витовтом и ища убежища в Ливонии, говорит магистру Ордена: «Между вами и моими предками существует мир, утвержденный присягою» 305. Оказывается, что Юрий в 1405 году, смольняне около 1400 года, князь Иван Александрович в XIV столетии, князь Александр Глебович в конце XIII века – все ссылаются на договор предков. Мы вправе думать, что все они имеют тут в виду «Смоленскую торговую правду», составленную при Мстиславе-Феодоре в 1229 году и признанную последующими князями. Обратимся теперь к самому началу договора. В списке с печатью князя Феодора (А) рассказывается следующее: «Того лета, коли Алъбрахт, влдка Ризкии оумьрл, Уздоумал князе Смоленьскый Мьстислав, Дедв сиъ, прислал в Ригоу своего лоучьщего попа Ерьмея и с ним оумьна моужа Пантелья и своего города Смоленьска; та два была послъмь оу Ризе, из Ригы ехали на Гочкый берьго, тамо твердити мир. Оутвердили мир, что был немирно промьжю Смольньска и Ригы, и Готскым берьгомь всем коупчем. Пре сеи мир трудилися дъбрии людие: Ролфо ис Кашеля, Бжии дворянин, Тоумаше Смолнянин…» В конце этот оригинал договора оканчивается послесловием, которое отчасти мы уже приводили, но теперь нам необходимо снова привести его начало. Оно таково: «Коли с грамота псапа, ишлъ был в ржства Гня до сего лета, А’ лето и С лето и И лето и К, под пискоупомь Ризкимь, Провст Иаган, мастьр Вълквен…» Так стоит в экземпляре с печатью князя Мстислава – Феодора (А). Приведем теперь эти же самые места из экземпляра D’: «Того лета, коли еппь Алъбрахт Рижьскый мьртв, князь Мьстислав Двдвч послал свое моуже Геремея попа, Пантелея сотьского w Смольнян в Ригу, а из Ригы на Готьскый берег, оутвьрживати мир. Розлюбье на сторонну шверечи, которое было межю немци и смолняны. А за тот мир страдал Роулф, ис Кашля и Тоумаш Михалевич…» В конце: «А си грамота написана была у распятья было А’ лето и С лето и Л лето без лето, а при еппе Рижском Николаи, и при попе Иване, при мастере Фол коуне…» 306Прежде всего, обращает на себя внимание имя смоленского уполномоченного: в княжеском экземпляре (А) он назван просто Тоумаше Смолнянин; в экземпляре D’ стоит уже Тоумашь Михалевич. Очевидно, что тому, кто писал княжеский экземпляр, не было известно отчество Смоленского уполномоченного, да ему и важно было только то, что он Смолнянин; тот же, кто писал экземпляр D’, прекрасно знал, что этот Тоумаш величается Михалевич, но для него не имело значения, что он Смолнянин: это было общеизвестно. Затем, в княжеском экземпляре не обозначено, кто такой был Пантелей, а экземпляр D’ точно обозначает, что это сотьскии и что он прислан от смольнян. Таким образом обнаруживается, что писавший экземпляр D’ знал хорошо смоленскую жизнь и старался вносить в свое писание точные смоленские обозначения, то есть другими словами, был сам смольнянин. Кто писал княжеский экземпляр? Тоже смольнянин, но не самостоятельно. Дело в следующем. В дате на княжеском (А) и на экземпляре D’ резко бросается в глаза способ датировки. В экземпляре с княжеской печатью (А) мы находим маленькую особенность в последних цифрах: «и Илето и К». Это выражение и ни русское, и ни латинское, а немецкое – acht und zwanzig, между тем как по латыни: duodewiginti, по-русски: двадцать восемь.