Саймон Себаг-Монтефиоре - Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви

В ходе своего первого сражения Потёмкин принял бой и отразил атаку этих диких татарских и турецких всадников. Тем самым он хорошо зарекомендовал себя, и имя «камергера Потёмкина» значилось в списке особо отличившихся. Так началось его восхождение к успеху. Девятнадцатого июня он вновь сражался в битве при Каменце-Подольском и затем участвовал в боевых действиях, помогая генералу Голицыну при взятии Каменца [11]. Девятнадцатого июля в Санкт-Петербурге Екатерина отпраздновала эти маленькие победы воскресным молебном, но нерешительный Голицын медлил под Хотином. В августе разгневанная императрица в нетерпении вызвала его к себе. Есть основания полагать, что Потёмкин через посредство Орловых также участвовал в интригах, направленных на устранение Голицына [12]. Но несмотря на свою комичную медлительность, Голицын оказался человеком удачливым. Его противником был великий визирь Мехмед Эмин, который предпочитал не рубить головы, а читать исламскую поэзию. Поэтому Екатерина оказалась в неловком положении – к тому времени, когда ее приказ был доставлен в армию, Голицын уже взял себя в руки и пересёк Днестр.

Теперь генерал-майор Потёмкин и его кавалерия почти ежедневно принимали участие в боях: 30 июня он вновь отличился в сражении и отразил турецкие атаки второго и шестого июля. Когда Голицын наконец пересёк Днестр, Потёмкин участвовал во взятии Хотина. Четырнадцатого августа он героически сражался во главе кавалерии, а затем двадцать девятого августа содействовал победе над Молдаванчи-пашой. «Непосредственно рекомендую В. В. мужество и искусство, – писал князь Голицын, – которое оказал в сем деле генерал-майор Потёмкин; ибо кавалерия наша до сего времени еще не действовала с такою стройностью и мужеством, как в сей раз, под командою вышеозначенного генерал-майора» [13]. Так Потёмкин приобретал славу героя войны.

В российской столице Екатерина наверняка высоко оценила такую похвалу, а в Высокой Порте – напротив: султан Мустафа III отозвал из армии великого визиря, ведь по османским обычаям коль скоро Эмин-паша потерял рассудок на поле битвы, то не сносить ему головы, вернувшись домой. Однако эти победы случились слишком поздно, чтобы помочь делу Голицына; в утешение ему был пожалован фельдмаршальский жезл. Генерал Пётр Иванович Панин, брат министра, принял командование Бендеровской армией, а главой Первой армии в сентябре стал Пётр Румянцев. С этого начался расцвет карьеры одного из величайших генералов в русской истории, который сперва был покровителем Потёмкина, а затем стал его соперником.

В обращении с подчинёнными новый командующий был совершенно не похож на 29-летнего генерал-майора, однако Потёмкин безмерно его уважал. Румянцеву было сорок три года, и этот высокий, стройный, педантичный военный обладал острым, язвительным умом и высокими связями: он был братом графини Брюс. Подобно своему кумиру Фридриху Великому, он «не любит и не уважает никого в мире», но несмотря на это, Румянцев, «без всякаго сомнения, самый блестящий из всех русских генералов; это человек, одаренный большими достоинствами» [14]. Вновь напоминая этим Фридриха, он был сторонником строгой дисциплины и великолепным собеседником. Ланжерон с воодушевлением писал: «Мне случалось проводить с ним одним целые дни, и я ни разу не испытал ни одной минуты утомления или скуки» [15]. Он нажил большое состояние и жил «в древней феодальной роскоши», неизменно придерживаясь самых утончённых аристократических манер. Это не так уж удивительно, если принять во внимание, что он был живым реликтом петровских времён: его считали внебрачным сыном Петра Великого [23] Мать Румянцева родилась в 1699 году и дожила до восьмидесяти девяти лет. Эта знатнейшая придворная дама знавала герцога Мальборо и Людовика XIV, помнила Версаль и день основания Санкт-Петербурга. Всю свою жизнь она похвалялась тем, что была последней любовницей Петра Первого. Даты, безусловно, совпадали: мальчика назвали Петром в честь царя. Его законный отец также был крупной фигурой в русской истории: выходец из провинции превратился в графа, генерал-аншефа и одного из доверенных лиц Петра Великого; Пётр отправил этого головореза в Австрию выследить своего сына-беглеца, царевича Алексея, и привезти его на родину, где по приказу отца его пытали и замучили до смерти. .

Генерал поднаторел в военном искусстве, участвуя в Семилетней войне с Пруссией, где умудрился поразить своим мастерством даже Фридриха. Екатерина уважала его способности, но никогда не доверяла ему и поэтому предложила ему пост главы Малороссийской коллегии – достойную должность, но удалённую от двора. Румянцев не испытывал симпатии к Екатерине, зато ему нравились русские военные мундиры прусского образца, парики и прусская военная муштра, и он усердно трудился над тем, чтобы усовершенствовать прусскую тактику, перенятую во время Семилетней войны. Немцев он определённо предпочитал русским [16].

Румянцев был отцом для своих солдат, но генералом для своих сыновей. Когда, один из отпрысков, окончив учёбу, нанёс ему визит, тот спросил: «Кто вы?» «Я – ваш сын», – ответил юноша. «Превосходно. Ты возмужал», – бросил генерал. Сын спросил, может ли он остаться в лагере и устроиться на службу. «Разумеется, – сказал отец. – Наверняка тебе знаком какой-нибудь офицер или кто-то иной, кто сможет помочь в этом деле» [17].

Потёмкин, камергер при дворе, генерал на фронте, всегда стремился угнаться сразу за двумя зайцами – войти в доверие к командующему и попытаться снискать славу на поле боя. Он писал Румянцеву: «Как усердие и преданность к моей Государыне, так и тот предмет, чтоб удостоиться одобрения столь высокопочитаемого мною командира, суть основанием моей службы» [18]. Румянцев отдавал должное его познаниям, однако наверняка имел представление и о его знакомстве с императрицей. Прошения Потёмкина были удовлетворены. Тем временем шёл второй год войны, и Екатерина была разочарована медлительностью русских войск. В XVIII веке война имела сезонный характер: когда наступала русская зима, армии, словно ежи, впадали в спячку. Сражение с основными силами Османской империи и осаду Бендер пришлось отложить до весны.

Как только представилась возможность, Румянцев разделил свою армию на несколько маневренных корпусов и пошёл вниз по течению Днестра. Даже в январские морозы Потёмкин, которого Румянцев отправил служить в корпус генерала Штофельна, участвовал в вооружённых столкновениях и отбивал атаки Абдул-паши. Четвертого февраля Потёмкин немало поспособствовал захвату Журжи, совершив несколько кавалерийских набегов, разбив двенадцатитысячное войско, захватив две пушки и несколько знамён. Было всё ещё чрезвычайно холодно, но он «не щадил себя» [19]. В конце месяца доклад Румянцева был зачитан императрице в Совете, в нем сообщалось о «ревностных подвигах генерал-майора Потёмкина», который «сам просился у меня, чтоб я его отправил в корпус генерал-поручика фон Штофельна, где самым делом и при первых случаях отличил уже себя в храбрости и искусстве» [20]. Командующий полагал, что Потёмкина следует представить к награде, и таким образом тот получил свой первый орден – Святой Анны.