Данил Винницкий - Российское налоговое право

Итак, как бы мы ни оценивали этот факт, однако действующее законодательство РФ не закрепляет каких-либо правил, которые в одинаковой степени распространялись бы на все виды финансового контроля. Кроме того, представляется нецелесообразным разрабатывать и пытаться принять единый акт о финансовом контроле. В этом отношении является симптоматичным введение в действие Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 134-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» [208]. Этот акт не распространяется на отдельные разновидности финансового контроля: налоговый, бюджетный, валютный, банковский, страховой контроль (п. 3 ст. 1 данного Закона). Однако можно предположить, что даже если поставить цель – разработать единый закон, закрепляющий общие положения для бюджетного, налогового и иных видов финансового контроля, то было бы реально создать правовой акт, построенный лишь по типу названного выше закона, т. е. разработать акт, по существу, об основах государственного (муниципального) контроля в некоторых областях, а не собственно акт о финансовом контроле. Впрочем, полагаем, что пока отсутствуют объективные предпосылки для работы над подобным нормативным правовым актом (даже самого общего (правоустанавливающего) характера).

Нередко тенденции трансформации финансового права в комплексную отрасль признаются сторонниками традиционного понимания предмета и системы российского финансового права. Например, Г. В. Петрова совершенно верно, на наш взгляд, характеризует сложившуюся в настоящий момент ситуацию. Она, в частности, пишет: «НК РФ построен по одному принципу, с одной системой приоритетов. БК РФ создан на основе других критериев. Валютное законодательство больше ориентировано на Устав Международного валютного фонда. Банковское законодательство, именно его публичная часть, где идет речь о банковском контроле, о системе финансовых институтов, вообще подчиняется неким международным стандартам… Что касается валютных отношений, которые также являются частью финансовой политики, то здесь совершенно иной концептуальный подход, заложенный в валютном законодательстве, по сравнению, например, с БК РФ. Иная система финансовых санкций, другие подходы к пониманию контроля, полномочий финансовых органов». Нельзя не согласиться с отмеченными Г. В. Петровой тенденциями, спорны лишь те выводы, которые она делает на основе анализа сложившейся ситуации. Г. В. Петрова полагает, что «такая разобщенность приводит к тому, что … финансовые отношения, выступающие как единая цепь, не имеют целостного концептуального характера». Она считает, что «все это дестабилизирует общую финансовую дисциплину… Для всех отраслей финансового законодательства есть общие подходы. Это понятия: финансовая политика, единый финансовый контроль, общие принципы единой бухгалтерской отчетности, финансовой дисциплины, финансовой ответственности» [209].

С указанными выводами Г. В. Петровой нельзя согласиться по ряду причин. Во-первых, перечисляемые данным автором отношения, по всей видимости, не являются «единой цепью» отношений (с формально-правовой точки зрения). Их экономическая связь сама по себе не дает оснований для подобных выводов. Доводы общего характера о единстве финансовой системы и финансовой политики не могут свидетельствовать о единстве системы правового опосредования соответствующих отношений. Так, определенное единство национальной экономической системы не приводит к возникновению отрасли «экономического права», которая единообразно регулировала бы разнородные отношения. Кроме того, подобная аргументация не дает ничего и для четкого определения предмета финансового права. С функционированием финансовой системы связано возникновение огромного количества отношений и далеко не все из названных отношений являются финансово-правовыми [210]. Таким образом, отмеченные Г. В. Петровой тенденции характеризуют объективные процессы : усиление юридической специализации подразделений финансового права, которая, в свою очередь, приводит к формированию отраслевой самостоятельности, в частности, налогового и бюджетного права.

Во-вторых, спорны предложения Г. В. Петровой об институтах, которые могли бы составить общую часть финансового права. Финансовый контроль, правила бухгалтерской отчетности, финансовой дисциплины, финансовой ответственности, по нашему мнению, не могут образовать общую часть этой отрасли. Прежде всего, эти институты не обладают необходимой фундаментальностью, они имеют в большей степени обеспечительный характер. Действительно, весьма странным выглядело бы помещение правил о бухгалтерском учете, являющихся юридико-техническими, в общую часть финансового права. Не меньшее значение они имеют для предпринимательского (коммерческого) права, и особенно – акционерного права (тем более что исторически бухгалтерский учет развивался как институт, обеспечивающий потребности коммерческой деятельности [211]). Следует также принять во внимание существование специальных положений о налоговом учете (гл. 25 НК РФ), казначейском и бюджетном учете (ст. 240, 254, 256, 262–263 БК РФ). Понятия же «финансовая дисциплина», «финансовая ответственность» на сегодняшний день нельзя признать сложившимися юридическими категориями. В действующем законодательстве они практически не используются. Более того, например, сопоставление гл. 28 БК РФ (посвященной ответственности за нарушения бюджетного законодательства) и гл. 15–16, 18 НК РФ (посвященных ответственности за нарушение законодательства о налогах и сборах) опять же указывает на отсутствие каких-либо общих положений, характерных в одинаковой степени для этих видов ответственности. Проведенное выше сопоставление принципиальных положений гл. 14 НК РФ и гл. 26 БК РФ соответственно о налоговом и бюджетном контроле также, как уже отмечалось, говорит о нецелесообразности их объединения в единый правовой институт.

Далее. Полагаем, что с точки зрения действующего законодательства комплексный характер финансового права имеет и конституционные основания. Показательно, что в тексте Конституции РФ вопросы налогов и сборов оговариваются отдельно и, как правило, не охватываются терминами «финансовое регулирование», «финансовое законодательство» и т. п. (ст. 57, п. «ж», «з» ст. 71, п. 1 «и» ст. 72, п. 1 ст. 74, п. 3 ст. 75, п. «б» ст. 106 Конституции РФ). В связи с этим сложно согласиться с утверждениями относительно бедственного положения финансов, поскольку «вопреки» Конституции РФ «колоссальная разобщенность финансового законодательства как единого целого приводит к тому, что в каждой его подотрасли действуют свои концептуальные подходы» [212]. На наш взгляд, речь в данном случае должна идти не о разобщенности частей финансового права, а о необходимой степени их специализации и автономии, обеспечивающей достижение особыми юридическими средствами относительно самостоятельных целей и задач, стоящих перед ними (структурными подразделениями финансового права). Это соответствует названным выше положениям российского Основного закона.