Владимир Вольфсон - Противодействие злоупотреблению правом в российском гражданском законодательстве. Монография

Исследование природы различных правовых благ, предпринятое в этом разделе, не могло бы обойтись без обращения к категории так называемых законных интересов (или интересов, охраняемых законом). Из предпринятого в первом разделе анализе соотношения субъективного права и интереса отношение автора к этой правовой категории вполне предсказуемо. Прежде всего, она едва ли приложима к тем правовым явлениям, которые с ее помощью описывают. Если под законными интересами понимают правомерные, но не учтенные правом интересы, в состоянии до легитимации, т. е. до признания их судебным решением или наделения правовой силой нормой законодательства, они едва ли могут именоваться законными, так как не представляют собой юридической реальности, причем как те, что могут быть признаны судом в режиме дозволительности, так и те, легитимация которых может состояться благодаря специальной оговорке о такой возможности в виде изъятия из общего поля неправомерных интересов. Если же речь идет об интересах, которые в тексте закона уже названы законными или же признаны таковыми судом, то использование такого термина, с нашей точки зрения, теряет смысл, поскольку никакого иного выражения в юридической реальности, чем посредством права или правомочия, признанный законом интерес иметь не может.

Вполне очевидно, что ни до, ни после легитимации правовым благом интерес не является; не может он поэтому быть и объектом злоупотребления. Правовым благом, однако, является отсутствие или недостаточность обязанности, соответствующей правомерному, но не признанному интересу. Исполнение этой обязанности в действующем режиме, т. е. без учета непризнанного интереса, может быть признано злоупотреблением правом. Исполняя ограниченную обязанность, обремененное ею лицо не исполняет ее недостающую часть, что может быть описано как осуществление правового блага. Чуть более подробно об этом будет сказано в завершающей части этого раздела, где мы рассмотрим специфику злоупотребления отдельными правовыми благами. Именно к этой части нашего исследования мы сейчас и переходим.

В контексте, заданном связью перечисленных правовых благ (право, правомочие, средства защиты права, средства охраны права, отсутствие обязанности) с выражаемыми ими интересами, выявляется не только их природа, но и сущность злоупотребления этими благами. В самом деле критическое ослабление интереса (ниже минимальной квоты) или же превышение извлекаемых материальных благ против меры удовлетворения интереса, т. е. установленные в предыдущей главе явления, которые мы квалифицировали как признаки злоупотребления правом, возможны по отношению и к иным правовым благам, а не только к субъективным правам.

Однако с понятийной точки зрения отнесение к объектам злоупотребления «средств защиты» как таковых оказывается не вполне корректным. Обратим внимание на то, что злоупотребление предполагает хотя бы даже этимологически употребление, т. е. использование, осуществление блага (в данном случае – правового блага), причем – что крайне важно – уже существующего блага; другими словами, это должно быть активное действие и, вне малейшего сомнения, действие юридически значимое. Мало того, это юридически значимое действие по существу своему должно иметь характер правопорождающего юридического факта, именно такого, который создает какое-либо правовое обременение (чаще всего, конечно, обязанность) для контрагента в правоотношении или же для третьих лиц. Извлекая несообразную своему интересу выгоду из правового блага, обладатель его создает одновременно несообразно обременительные для интересов другой стороны в правоотношении обязанности.

Из того, что злоупотребление всегда происходит путем осуществления правового блага, осуществления, которым задается правовое обременение обязанного субъекта, должно следовать, что злоупотребление всегда имеет место в контексте какого-либо правоотношения. Из этого уже вытекает, что объектом злоупотребления всегда выступает правомочие, субъективное право или отсутствующая обязанность.

Однако речь идет отнюдь не только об «основных» правах и о правомочиях по их приобретению. Приведенный выше анализ показал, что правомочия и права реализуют и механизм средств защиты основного права. Как уже говорилось выше, правомочие судебной защиты, например, или, что то же самое, возможность приобретения права на судебную защиту возникает при условии обоснованности и доказуемости требования и соблюдения срока исковой давности; право на судебную защиту возникает при условии обоснованности требований, его доказанности, соблюдения срока исковой давности или в случае его несоблюдения отсутствия заявления ответчика о его пропуске, и выполнения всех предусмотренных процессуальным законом процедур. Именно это правомочие и это право на судебную защиту, а не саму судебную защиту как средство защиты основного права следует считать тем правовым благом, которое является объектом злоупотребления. Точно так же исключительно в осуществлении правомочий и прав для извлечения выгод, неоправданных снизившейся мерой удовлетворения интереса, заключается злоупотребление и мерами охраны (включая меры ответственности и меры обеспечения).

Итак, несмотря на правильность отнесения средств защиты и средств охраны к правовым благам, объектами злоупотребления могут быть не они сами, а правомочия и права, возникающие в ходе правопорождающих действий по их осуществлению. Объектом злоупотребления может быть также дефицит обязанности, соответствующей обоснованному и правомерному, но не легитимированному интересу другой стороны.

Можно привести несколько наглядных примеров злоупотребления «иными» правовыми благами, причем как нормативным, превентивным методом (когда фиксируется критическое ослабление интереса для определенных этапов отношений), так и путем судебного контроля, когда, напротив, изначально презюмируется сохранение интереса.

Начнем с примера злоупотребления правомочием по приобретению основного права. Нормативным примером противодействия может служить п. 3 ст. 1350 ГК РФ. Перестает быть патентоспособной заявка, поданная в Роспатент по истечении шести месяцев после раскрытия информации, относящейся к данному изобретению. Интерес заявителя в получении патента считается до такой степени ослабшим, что это не может оправдать лишение третьих лиц обращать себе на пользу выгоды, которые стали им доступны благодаря раскрытию информации об изобретении.

Судебное противодействие правомочию, как правило, возникает только в тех случаях, когда оно реализуется не путем заявления требования к контрагенту, а изданием административным органом индивидуального правового акта или же судебным решением. Поскольку административный орган не вправе пересматривать презумпцию наличия интереса в каком бы то ни было правомочии (иное означало бы подрыв некоторых фундаментальных для правового государства основ деятельности его аппарата), то констатация злоупотребления при осуществлении такого правомочия может иметь место только в судебном решении, которым по данному мотиву административный акт признан недействительным. Так, злоупотребление в осуществлении правомочия может иметь место в случае, когда обладатель исключительного права на товарный знак приступит к его использованию хотя и по истечении трех лет, образующих период максимально длительного неиспользования товарного знака в соответствии со ст. 1486 ГК РФ, но до подачи заинтересованным лицом заявления о прекращении охраны данного знака. В таком случае, по смыслу закона, правообладатель закрепит за собой охрану; палата по патентным спорам откажет в принятии такого заявления. В то же время российский закон не учитывает хорошо известную практику поведения «сквоттеров», лиц, недобросовестно получивших и сохраняющих охрану товарного знака в отсутствие собственного интереса в такой охране: по получении сведений о том, что заинтересованное лицо намерено обратиться в палату по патентным спорам с заявлением о прекращении охраны, такое лицо немедленно приступает к мнимому использованию обозначения, которое не преследует никакой иной цели, кроме искусственного сохранения охраны с использованием несовершенства указанной нормы российского законодательства 23.