Сергей Дробышевский - Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

Второй дефект есть статический характер отмеченных норм. Способами изменения в правилах, известными в таком обществе, будут медленный процесс роста, посредством которого курсы поведения, некогда рассматриваемые необязательными, сначала становятся привычными или обычными, а затем обязательными; и противоположный процесс разложения, когда отклонения, с которыми некогда обходились сурово, сначала терпятся, а затем проходят незамеченными. В таком обществе не будет никакого способа умышленного приспособления норм к изменяющимся обстоятельствам путем либо удаления старых, либо введения новых правил: ибо, снова, возможность этого предполагает наличие норм иного типа, чем первичные обязательные правила, которые только и функционируют в данном обществе. В крайнем случае… не только не было бы никакого пути умышленного изменения… норм, но обязанности, которые возникают на их основе в конкретных случаях, не могли бы быть изменены или модифицированы умышленным выбором индивида. Каждый индивид просто имел бы статичные обязанности… делать определенные вещи или воздерживаться от этого… Ибо… операции освобождения от выполнения обязанности или переноса ее с одного лица на другое создают изменения в исходных позициях индивидов при первичных обязательных правилах. И для того чтобы указанные операции были возможны, должны быть нормы типа, отличного от первичных правил.

Третий дефект этой простой формы общественной жизни – неэффективность диффузного социального нажима, которым нормы поддерживаются. Споры относительно того, было или не было нарушено признанное правило… будут продолжаться бесконечно, ибо нет никакого органа, специально уполномоченного устанавливать окончательно и властно факт нарушения. Отсутствие таких окончательных и властных установлений должно быть отделено от связанной с этим еще одной слабости. Речь идет о том, что наказания за нарушения норм и другие формы социального нажима, включая использование физической силы, не проводятся в жизнь специальным органом, а оставляются для реализации потерпевшим или группе в целом. Очевидно, что излишняя трата времени, предполагаемая неорганизованными усилиями группы по поимке и наказанию нарушителей, и тлеющая кровная месть, которая является возможным результатом помощи потерпевших… самим себе при отсутствии официальной монополии на “санкции”, могут быть серьезными» [340].

Ранее отмеченный факт уменьшения в западной науке в последние десятилетия количества сторонников подобных представлений о нерасчлененности социальных норм на отдельные виды в нецивилизованных общественных агрегатах отчасти объясняется тем, что на Западе в это время приведенное в предыдущем изложении мнение о глубоком контрасте между нерасчлененностью общественной жизни в нецивилизованных социальных организмах и ее разделением на различные сферы в условиях цивилизации было отвергнуто рядом авторитетных специалистов. Тем самым они выступили и против всех описанных более детальных научных представлений об основополагающих отличиях первоначальной социальной организации человечества от последующей, конкретизирующих такое мнение.

В ходе размышлений о функционировании человеческого общества на различных этапах его истории эти ученые, во-первых, сформулировали теоретическую позицию о многофункциональности нецивилизованной социальной структуры, выраженную, в частности, М. Салинзом. В интерпретации последнего она такова. В предшествующем цивилизации обществе «мы не найдем специально выделенных среди всего другого “экономики” или “управления”, а существуют только социальные группы и отношения с многочисленными функциями, которые мы разграничиваем как экономическую, политическую и т. д.» [341]; говорить здесь об экономике как о структурной части общественной жизни – значит вести речь о том, чего нет. «Структурно “экономика” не существует. Это не организация, выделенная наряду с другими и отличная от них, а нечто, что генерализованные социальные группы и отношения… делают. Экономика есть скорее функция общества, чем структура» [342]. В понимании М. Салинза, «экономика рассматривается как процесс воспроизводства общества… Никакое социальное отношение, институт или система институтов не являются сами по себе “экономическими”. Любой институт… если он имеет существенное значение для воспроизводства общества, может быть помещен в экономический контекст и рассмотрен частью экономического процесса. Тот же самый институт может быть в такой же или даже в большей степени включен в политический процесс и таким образом с выгодой рассматриваем также в политическом контексте. Этот способ рассмотрения экономики или политики, либо… религии, образования и любого числа других культурных процессов диктуется природой примитивной культуры» [343]. В целом, делает окончательный вывод М.Салинз, до цивилизации имеет место общество, в котором «“экономическое”, “социальное”, “политическое” и “религиозное” являются одинаково (огульно) организованными одними и теми же отношениями и смешанными в одних и тех же действиях» [344].

Во-вторых, указанные специалисты, базируясь на многолетнем изучении сходства и различий человеческих обществ до и после вступления в эпоху цивилизации, во многом экстраполировали приведенные суждения М. Салинза на цивилизованные социальные организмы [345], установив, что «включающая в себя связки организаций и функций, целей и средств социальная жизнь» на всех этапах ее развития «отнюдь не состоит из ряда сфер, чьи отношения друг с другом есть отношения внешних объектов» [346]. С этим выводом нельзя не согласиться, так как он соответствует действительности; и можно только приветствовать, что отмеченное заключение начинает укореняться и в отечественной специальной литературе [347].

В конечном счете в западной науке сложилась авторитетная концептуальная схема, согласно которой во всех человеческих обществах, как нецивилизованных, так и цивилизованных, «большинство практик фактически являются многофункциональными, точно так же как любая единичная функция может реализовываться рядом различных практик. Нет никакой такой вещи как чисто “экономический” или “политический” институт, так как… эти отделения существуют больше в нашем сознании, чем в эмпирической реальности… Взаимная вмонтированность аспектов культуры друг в друга является более резко выраженной в примитивных культурах, чем в нашей собственной, но она все же еще очень во многом с нами» [348]. Данный взгляд на социальную структуру не создает подходящую почву для противопоставления первоначальной и последующих форм жизни человечества как фундаментально отличающихся в указанных отношениях по способу общественной организации вообще и нормативного регулирования в частности.