Сборник статей - Жизнь языка: Памяти М. В. Панова

В конце XX века и в начале века нынешнего, и это приходится со стоической горечью признать, М. В. Панов – скорее достояние «цеха», чем широкой публики. Десятки тысяч студентов-лингвистов, будущих специалистов по какой-нибудь «лингвистике и межкультурной коммуникации» не только не знают, кто такой М. В. Панов, но и не слышали, что такое, например, фонема или Московская школа фонологии. Все это (и многое-многое другое) просто «не проходится» в вузах. «Коммуникативистика» (я тоже не очень хорошо понимаю, что это такое) «проходится», «культурная антропология» (судя по всему, есть, соответственно, и «некультурная антропология») тоже «проходится», а М. В. Панов – нет. [7] Русистам, как мне кажется, было бы интересно подробно исследовать текст «Государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования». Там много интересного. Например, в требованиях, предъявляемых к культуре речи, содержится следующее словосочетание (т. н. дидактическая единица): «Понятливость речи». Есть в этом, согласитесь, что-то от восхитительной корявости языка Андрея Платонова: «речь» олицетворяется через нарушение законов лексической сочетаемости. М. В. Панову понравилась бы эта «понятливая речь». В целом же о «тональности» нынешней эпохи умалчиваю: боюсь слишком эмоционально выразиться.

Одним словом, «открытие» М. В. Панова неизбежно в будущем. Потому что он там нужен. И прежде всего в силу специфики той самой «метафизики языка и личности» ученого, освещение которой заявлено в данной статье. Сразу оговорюсь: употребление слова «метафизика» не есть претензия на некие недоступные другим головокружительные глубины. Это обычный философский ракурс, не более того. Термин «личность» употреблен здесь преимущественно как лингвофилософский, хотя без «аллюзий» к социологии и психологии обойтись нельзя.

Традиционно, как известно, в философии метафизика как наука о «сверхчувственных принципах и началах бытия» [8] Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1989. С. 356. противопоставляется диалектике как «учению о наиболее общих закономерных связях и становлении, развитии бытия и познания и основанному на этом учении методу мышления». [9] Там же. С. 163. Типологически метафизика противопоставлена диалектике так же, как, например, язык в лингвистике противопоставляется речи. Если смущает термин «метафизика», его можно (в рабочем порядке) заменить термином «онтология». Онтология, как и метафизика, – «общие сущности и категории сущего». [10] Там же. С. 443. Иногда онтологию отождествляют с метафизикой, иногда считают ее частью, но для нас это не принципиально.

Любой лингвист понимает, что система языка эволюционирует, хотя и медленно, но, изучая синхронный срез, он как бы становится «метафизиком». Изучая же историю языка (диахрония) или актуальные речевые реализации системы, он становится «диалектиком». Можно сказать, что история языка – это своего рода «большая лингвистическая диалектика», изучение же стихии речи, «тенденций» и т. п. – «малая лингвистическая диалектика». Понятно, что этим двум диалектикам друг без друга не обойтись. Хотя часто они делают вид, что друг друга не замечают. Структурализм, «разведя» синхронию и диахронию, словно бы создал некие правила игры, при которых «метафизики» и «диалектики», занимаясь разными вещами, не должны встречаться. Русская лингвистика конца XIX–XX века (Ф. Ф. Фортунатов и И. А. Бодуэн де Куртене) с самого начала заговорила о том, что, хотя у «диалектиков» и «метафизиков» разные компетенции, тем не менее друг без друга им не обойтись. Характерная черта русской лингвистики – философский, я бы сказал, подспудно религиозный синтетизм. И это закономерно, поскольку существует теснейшая связь между русской лингвистикой XX века и русским Серебряным веком. По моему глубокому убеждению, наша лингвистика есть неотъемлемая часть нашего Серебряного века. [11] См. об этом: Елистратов В. С. О философском подтексте фонологии // Вестник МГУ. Сер. 19. № 1. 2000. С. 30–35. Кроме того, в силу сложившихся обстоятельств, серебряный век русской лингвистики просуществовал на несколько десятилетий дольше. Можно сказать, он продолжается до сих пор. По крайней мере, М.В.Панов – человек Серебряного века. Прежде всего своей синтетичностью.

Наверное, если выбирать на чисто интуитивном уровне между словами «метафизик» или «диалектик» применительно к имени М. В. Панова, то как-то сразу больше склоняешься к определению «диалектик». Действительно, сам стиль этого человека (поведения, устной и письменной речи, [12] В устной и письменной речи М. В. Панов, будучи, конечно же, абсолютно уникальным феноменом, тем не менее типологически близок таким языковым личностям, как В. Шкловский или Л. Гумилев. Он в большей степени «ритмичен», чем «мелодичен». Это проявляется в короткой, «упругой» фразе, в широком использовании синтаксической парцелляции и в ряде других черт, которые начали «входить в моду» в научном и научно-публицистическом стиле лишь в конце 80-х – начале 90-х гг. Стихи ученого – «Тишина. Снег» (1998) и «Олени навстречу» (2001), – написанные преимущественно верлибром, опять же, внутренне невероятно динамичны и обладают сложным внутренним ритмом. реакций и т. д.) скорее «диалектически динамичен», чем «созерцательно статичен». Проблемы, которые он изучал, терминология, которой он пользовался и которую вводил в научный обиход, казалось бы, скорее сродни диалектическому Огню-Логосу Гераклита, чем «неизменному и шарообразному» миру элеатов-метафизиков. Сами семантика и стилистика терминов говорят о многом. Антиномии развития системы языка, позиционная морфология и вообще постоянный интерес к динамике и нюансам позиционных мен на всех уровнях языка (введение понятия «эквиполентная оппозиция» и т. д.), функциональная социология, динамика развития жанров речи, диалогизм, движение системы русского языка к аналитизму [13] Здесь, как мне кажется, очень показательный момент для характеристики личности М. В. Панова: он словно бы настаивает на том, что движение к аналитизму пусть небольшое, но все-таки есть . М. В. Панов вводит соответствующие термины («аналитические прилагательные»), словно бы «торопя» события, словно бы «подстегивая» систему. Лишь наметившуюся тенденцию (рост числа «аналитических прилагательных») он тут же замечает и широко освещает. И идея становится пророческой. и т. д. – все эти термины, за каждым из которых целая сфера научных интересов, всё это скорее «диалектика», чем «метафизика».

И все же, рискуя вызвать массу возражений, я настаивал бы на глубинно метафизической сущности личности М. В. Панова. Выдающийся «диалектик», М. В. Панов – еще более выдающийся «метафизик».