Л. Щипулина - Хрестоматия по литературе эпохи Возрождения для 7 класса

121Там Данни Сольданьер потупил очи,
И Ганеллон [49] Ганеллон – предатель французов, знатный рыцарь из «Песни о Роланде». , и Тебальделло с ним,
Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи».

124Мы отошли, и тут глазам моим
Предстали двое, в яме леденея:
Один, как шапкой, был накрыт другим.

127Как хлеб грызет голодный, стервенея,
Так верхний зубы нижнему вонзал
Туда, где мозг смыкаются и шея.

130И сам Тидей [50] Тидей (греч. миф) – один из семи вождей, осаждавших Фивы. Убил своего противника Меланиппа и в припадке ненависти впился зубами в его голову. не яростней глодал
Лоб Меналиппа, в час перед кончиной,
Чем этот призрак череп пожирал.

133«Ты, одержимый злобою звериной
К тому, кого ты истерзал, жуя.
Скажи, – промолвил я, – что ей причиной.

136И если праведна вражда твоя, –
Узнав, кто вы и чем ты так обижен.
Тебе на свете послужу и я,

139Пока не станет мой язык недвижен».

Подняв уста от мерзостного брашна,
Он вытер свой окровавленный рот
О волосы, в которых грыз так страшно,

4Потом сказал: «Отчаянных невзгод
Ты в скорбном сердце обновляешь бремя;
Не только речь, и мысль о них гнетет.

7Но если слово прорастет, как семя,
Хулой врагу, которого гложу.
Я рад вещать и плакать в то же время.

10Не знаю, кто ты, как прошел межу
Печальных стран, откуда нет возврата,
Но ты тосканец, как на слух сужу.

13Я графом Уголино был когда-то,
Архиепископом Руджери – он; [51] «Я графом Уголино был когда-то, архиепископом Руджери – он….» – Гвельф граф Уголино делла Герардеска возглавлял Пизанскую республику. Вскоре он привлек к власти своего внука Нино, который стал гибеллином, из-за чего у них начались споры. Архиепископ Пизы Руджери интриговал против обоих правителей. Внук Уголино был вынужден уйти в изгнание, самого Уголино обвинили в измене и заточили в башню с сыновьями и внуками, где они умерли голодной смертью в 1289 г.
Недаром здесь мы ближе, чем два брата.

16Что я злодейски был им обойден,
Ему доверясь, заточен как пленник,
Потом убит, – известно испокон;

19Но ни один не ведал современник
Про то, как смерть моя была страшна.
Внемли и знай, что сделал мой изменник.

22В отверстье клетки – с той поры она
Голодной Башней называться стала,
И многим в ней неволя суждена –

25Я новых лун перевидал немало,
Когда зловещий сон меня потряс,
Грядущего разверзши покрывало.

28Он, с ловчими, – так снилось мне в тот час, –
Гнал волка и волчат от их стоянки
К холму, что Лукку заслонил от нас;

31Усердных псиц задорил дух приманки,
А головными впереди неслись
Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки. [52] Гваланди, Сисмонди, Ланфранки – сторонники архиепископа Руджери.

34Отцу и детям было не спастись:
Охотникам досталась их потреба,
И в ребра зубы острые впились.

37Очнувшись раньше, чем зарделось небо,
Я услыхал, как, мучимые сном,
Мои четыре сына просят хлеба.

40Когда без слез ты слушаешь о том,
Что этим стоном сердцу возвещалось, –
Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

43Они проснулись; время приближалось,
Когда тюремщик пищу подает,
И мысль у всех недавним сном терзалась.

46И вдруг я слышу – забивают вход
Ужасной башни; я глядел, застылый,
На сыновей; я чувствовал, что вот –

49Я каменею, и стонать нет силы;
Стонали дети; Ансельмуччо мой
Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?»

52Но я не плакал; молча, как немой,
Провел весь день и ночь, пока денница
Не вышла с новым солнцем в мир земной.

55Когда луча ничтожная частица
Проникла в скорбный склеп и я открыл,
Каков я сам, взглянув на эти лица, –

58Себе я пальцы в муке укусил.
Им думалось, что это голод нудит
Меня кусать; и каждый, встав, просил:

61«Отец, ешь нас, нам это легче будет;
Ты дал нам эти жалкие тела, –
Возьми их сам; так справедливость судит».

64Но я утих, чтоб им не делать зла.
В безмолвье день, за ним другой промчался.
Зачем, земля, ты нас не пожрала!

67Настал четвертый. Гаддо зашатался
И бросился к моим ногам, стеня:
«Отец, да помоги же!» – и скончался.

70И я, как ты здесь смотришь на меня,
Смотрел, как трое пали друг за другом,
От пятого и до шестого дня.

73Уже слепой, я щупал их с испугом
Два дня звал мертвых с воплями тоски;
Но злей, чем горе, голод был недугом».

76Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,
Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая,
Как у собаки, крепкие клыки.

79О Пиза, стыд пленительного края.
Где раздается si! [53] Где раздается si! – по-итальянски «да». В то время романские языки разделяли по звучанию слова «да» – язык «си», язык «ок», язык «ум». Такой классификации придерживался и Данте. Коль медлит суд
Твоих соседей, – пусть, тебя карая,

82Капрара и Горгона с мест сойдут
И устье Арно заградят заставой, [54] Капрара и Горгона с мест сойдут и устье Арно заградят заставой… – Капрара и Горгона – острова в Тирренском море, а в устье Арно лежит Пиза.
Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

85Как ни был бы ославлен темной славой
Граф Уголино, замки уступив, –
За что детей вести на крест неправый!

88Невинны были, о исчадье Фив. [55] … о исчадье Фив… – По преданью, Пизу основали выходцы из греческого города Фив, чья история была полна трагических событий.
И Угуччоне с молодым Бригатой,
И те, кого я назвал, в песнь вложив.

91Мы шли вперед равниною покатой [56] Вергилий и Данте вступают в третий пояс девятого круга Ада – Толомею, где уготованы вечные муки для предавших друзей.
Туда, где, лежа навзничь, грешный род
Терзается, жестоким льдом зажатый.

94Там самый плач им плакать не дает,
И боль, прорвать не в силах покрывала,
К сугубой муке снова внутрь идет;

97Затем что слезы с самого начала,
В подбровной накопляясь глубине,
Твердеют, как хрустальные забрала.

100И в этот час, хоть и казалось мне,
Что все мое лицо, и лоб, и веки
От холода бесчувственны вполне,

103Я ощутил как будто ветер некий.
«Учитель, – я спросил, – чем он рожден?
Ведь всякий пар угашен здесь навеки».