Валерий Бондаренко - Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.

Это лишь один маленький, но значимый эпизод романа, который автор писал с замахом философским и эпическим. По мысли Гроссмана, свидетеля и участника социальных битв первой половины 20-го века, в Великой Отечественной сражались не страны, народы, идеологии. В ней схлестнулись две стороны бытия: глубинная инстинктивная «доброта», чувствующая уникальность каждого на земле, и понимание «добра» (точнее бы – «блага») как формы самоутверждения надчеловеческой (и посему всегда античеловеческой) абстрактной идеи превосходства твоего строя, религии, культуры, страны или расы. Поэтому линия фронта проходит не между воюющими армиями, а в душах людей. И здесь, в огромном романе Гроссмана, те еще кульбиты выдает судьба! Вот часть военнопленных организует в немецком лагере подпольную организацию. Есть у нее свой неформальный лидер: майор Ершов, «его несгибаемая жесткость была соединена с характером мягким и веселым». Но «формальные», по чину, лидеры организации сдают его, а затем гибнут и сами.

Эпизод – почти зеркальный по смыслу с конфликтом Грекова и Крымова в Сталинграде. Писатель сознательно создает систему таких зеркал. Их апофеозом становится спор старого большевика Мостовского и эсэсовца Лисса. Мостовского ждет ужасное прозрение и поражение в споре с врагом. Догматики всегда терпят поражение у Гроссмана, зато беспринципные карьеристы в любой системе – люди самые успешные. Но есть еще и «все прочие» (которых огромное большинство), движимые нередко инстинктом доброты и стремленьем к свободе (без которой человеком остаться нельзя, невозможно). В романе это и интеллигентное семейство Шапошниковых, и мятущийся физик Штрум, и его мать, погибшая в зоне оккупации от рук палачей. Это лихой и умный полковник Новиков, это отважные Греков и Ершов, это докторша Левинтон, в газовой камере согревшая последние минуты чужого ей мальчика.

Сюжетные линии романа необычайно разветвлены. Лагерь смерти – и ставка фюрера, московская квартира член-корра Академии наук Штрума – и степная мазанка у линии фронта, кремлевский кабинет Сталина – и гулаговский барак. Кажется, писатель мысленно заглянул на все этажи тогдашней жизни, хотя, конечно, главный герой его романа – наша интеллигенция. Та самая прослойка, которая рождает идеи, чтобы через их испытание на прочность придти к тому, что порой сразу шкурой чувствует темный, неграмотный человек – к инстинкту доброты как высшей жизненной ценности.

Как много надо было увидеть и пережить, чтобы сделать этот инстинкт крючком, на котором висит портрет сложнейшей эпохи, в правде и кривдах которой мы и сейчас ведь не очень разобрались…

«Есть право большее, чем право посылать, не задумываясь, на смерть, – право задумываться, посылая на смерть».

«Вселенная, существовавшая в человеке, перестала быть. Эта Вселенная поразительно походила на ту, единственную, что существует помимо людей. Эта Вселенная поразительно походила на ту, что продолжает отражаться в миллионах живых голов… Отражение Вселенной в сознании человека составляет основу человеческой мощи, но счастьем, свободой, высшим смыслом жизнь становится лишь тогда, когда человек существует как мир, никогда никем не повторимый в бесконечности времени».

«Все люди виноваты перед матерью, потерявшей на войне сына, и тщетно пробуют оправдаться перед ней на протяжении истории человечества».

«Что происходит, когда человек умирает?»

«Я увидел неколебимую силу идеи общественного добра, рожденной в нашей стране… Я увидел, как во имя идеала, столь же прекрасного и человечного, как идеал христианства, уничтожались люди… Эта идея была прекрасна и велика, и она беспощадно убила одних, исковеркала жизнь другим, она отрывала жен от мужей, детей от отцов».

«И вот, кроме грозного большого добра, существует житейская человеческая доброта… Это частная доброта отдельного человека к отдельному человеку, доброта без свидетелей, малая, без мысли… Доброта людей вне религиозного и общественного добра… она непобедима».

«… он понял, что не так уж сильна она и что женщина всегда женщина, даже если она и наделена от бога ясным и насмешливым умом».

«Она прижала к себе мальчика с той силой, которую открыли и измерили рабочие в лагерях уничтожения, – разгружая камеру, они никогда не пытаются отделять тела обнявшихся близких людей».

«Русский человек за тысячу лет всего насмотрелся, – и величия, и сверхвеличия, но одного он не увидел – демократии».

«Любила ли она его, любила ли только его любовь к себе?»

«Человеческие объединения, их смысл определены лишь одной главной целью, – завоевать людям право быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете. Чтобы завоевать это право, или отстоять его, или расширить, люди объединяются. И тут рождается ужасный, но могучий предрассудок, что в таком объединении во имя расы, Бога, партии, государства – смысл жизни, а не средство. Нет, нет, нет! В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность – единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь».

«Ведь наша человечность всегда по-сектантски непримирима и жестока. От Аввакума до Ленина наша человечность и свобода партийны, фанатичны, безжалостно приносят человека в жертву абстрактной человечности».

12-серийный телесериал «Жизнь и судьба» (2012 г.). В главных ролях: С. Маковецкий, А. Михалкова, А. Никольский, А. Балуев.

Режиссер Сергей Урсуляк перед выходом сериала сказал: «в фильме речь не о Сталине и сталинизме, а о проблеме выбора человека, его взаимоотношения с властью, государством и родиной». Режиссер ушел от самого острого и важного в романе, создав свою повесть о любви в тяжелейших исторических обстоятельствах.

«Жизнь и судьба», ТВ-сериал, 2012 г.

Роман был написан в 1974 году и сразу встал в ряд «главных» в нашей литературе о Великой Отечественной войне. Хотя вроде бы он вполне себе камерный: один главный герой, одна узкая площадка, где происходит действие (автор называл этот текст повестью). Но писателю удалось удивительно емко совместить здесь правду житейскую и высокую символичность. Вполне можно сказать, что написал Борис Васильев роман-памятник – безымянным героям войны, не только фамилий, но и точного числа которых мы не знаем до сих пор, и вряд ли уже узнаем.

Итак, юный москвич Коля Плужников только что выпущен из военного училища по ускоренной программе. Сладко хрустит его новенькая форма, и сам он сияет, как медный пятак. Но Коля свято блюдет честь советского командира, даже кокетство замужней женщины отвергает: советский офицер выше адюльтера.