Леонид Зельдин - Развитие движения при различных формах ДЦП

В таких случаях в первую очередь нужен человек, который готов просто быть рядом. Человек такой имелся, и он уже попробовал по-разному вписаться в мир мальчика, но единственное, что ему удавалось, – сидеть рядом с ребенком на полу и иногда служить для него опорой. Вот и все. Убираешь опору – отлично обходится без нее.

Посмотрел я на это и поинтересовался:

– Поперек дороги пробовал оказываться?

– Да, пробовал.

– И что?

– Или скандал, или поменяет положение так, чтобы я не мешался, – и все.

– А попробуй сам поиграть в помеху. Не просто становись на дороге, а пробуй по-разному, как хочешь, ты же много вариантов поведения найдешь.

– Конечно, найду. Могу, например, появляться «на дороге» и исчезать, когда машинка подъезжает, могу встать совсем рядом с трассой, медленно пододвигаться и убираться в последний момент, когда он уже будет готов сменить маршрут. Что ж я, в детстве не хулиганил?

Стали пробовать, и вскоре мальчик нашел себе новую, вторую в жизни игру: врезаться в плохо предсказуемого дядю, который то давал в себя врезаться, то нет. Немного позже мальчик стал играть в третью игру: может, я в тебя врежусь, а может, не буду – угадай.

Потом удалось научить его перемещаться вслед за дядей-мишенью, потом открылась возможность усложнять обстоятельства игры и, наконец, превратить ее в настоящую маршрутную игру с некоторым сценарием, развитием событий и, самое главное, – общением с другими людьми.

Комментарии

Ребенок, погруженный в подобное состояние, находится в совершенно безвыходном положении: он заперт в стереотипе [30] Патологический поведенческий стереотип – это единообразный, жесткий, четко очерченный поведенческий комплекс, требующий для своей реализации наличия определенных обстоятельств (зачастую их обеспечивает собственное тело: например, ребенок может быстро махать пальцами перед глазами, чтобы наблюдать мелькание, сосать собственный язык и т. п.), во взаимодействии с которыми он разворачивается, являясь (в тяжелых случаях, вроде описываемого) единственно доступной человеку формой активности. . Причины тому бывают самые разные, зачастую это невыносимые для ребенка обстоятельства, от которых он таким образом прячется. Но в данном случае причина была другая: отсутствие произвольной деятельности.

Я имею в виду произвольность в буквальном смысле слова. Человек не может жить без произвольности, и надо помнить, что именно она обеспечивает возможность поведения как такового. Иными словами, речь идет о свободе воли, для которой нужно поле возможного. Без него дети не могут развиваться.

Что же делать?

Поле возможного, с которым тяжелый стереотипный ребенок может быть не знаком с рождения, просто организуется рядом с ним.

Это обычный второй, после просто быть рядом и благожелательно наблюдать, этап работы с такими детьми, называемый параллельная деятельность, пробуя разные варианты которой педагог подбирает, зачастую далеко не сразу, вид своей активности, подходящий для данного ребенка.

Такой подходящей активностью может оказаться и пение, и рисование светофоров, и переливание воды из одной баночки в другую.

От такой активности требуются только три вещи: педагог должен находить в ней что-то интересное для себя, не скрывать свое удовольствие от ребенка, приглашая его к сопереживанию, и хоть какая-то вариативность в игре педагога должна быть открыта и доступна для ребенка, чтобы эту активность можно было ему подарить.

Случай с машинкой, конечно, крайний, но зато показательный. Оказывается, достаточно обеспечить хотя бы две возможности, в данном случае – врезаться или нет, чтобы создать условия для произвольности и взаимодействия с другим человеком – двух основ развития.

Обобщение опыта

У произвольности есть не один, а два антипода: стереотипы и реагирование. Стереотипы обеспечивают однозначность, а реагирование – безусловность взаимодействия с миром. Каждого из антиподов достаточно, чтобы сделать произвольность невозможной. Выступая вместе и поврозь, они перекрывают возможность поведения как такового (сами по себе стереотипы и реакции – это не поведение), замыкая всю доступную активность в принудительные рамки вынужденного, навязанного. В подобных случаях необходимо искусственно моделировать такие ситуации, которые не принуждают человека к тому или иному действию, а создают необходимые условия для произвольности, без которой нет поведения и, стало быть, нет развития.

Как-то попался мне взрослый гиперкинезник, который, как и большинство из них, был амимичен [31] Амимия – ослабление или полное отсутствие мимики вследствие поражения нервной системы. , но имел при этом совершенно холерический темперамент. Однако эмоциональная регуляция связана с системой проявления эмоций, и оттого, что та не функционировала – ни мимика, ни жесты не были ему доступны, – возникали эмоциональные проблемы, которые вовсе не украшали его жизнь. Мы решили попробовать что-нибудь с этим сделать.

Проявление эмоций невозможно без интонирования движения [32] Интонация движения – это совокупность ритма, темпа, интенсивности, акцентного строя и других элементов, придающих движению выразительность, одушевляющих его. , в котором очень большую роль играет управление движением во времени: движение как минимум должно вовремя начинаться и вовремя заканчиваться.

У гиперкинезников с этим всегда плохо. Представьте себе оркестр, в котором нет дирижера, а у музыкантов заткнуты уши. Движение гиперкинезника похоже на такой оркестр, в котором каждый музыкант честно играет свою партию, но в результате выходит какофония.

Мы первым делом занялись проблемой согласованности мышечных напряжений через регуляцию дыхания, которое было и парадоксальным [33] Парадоксальным называют дыхание в тех случаях, когда часть дыхательной мускулатуры осуществляет выдох, в то время как другая – вдох, и наоборот. , и неритмичным [34] Соответствующая проблематика и система упражнений описаны в тексте «Гиперкинезы» (см. с. 81). . И лишь после того как человеку стали доступны хотя бы некоторые своевременные действия [35] Состояние гиперкинезника можно представить себе как глубокое, вплоть до напряжений отдельных мышц, нарушение чувства ритма. Если представить, что он пытается подпевать певцу, то окажется, что он не может ни начать синхронно вместе с певцом, ни закончить. Все у него будет получаться раньше или позже, чем он хочет или чем надо, и только иногда и случайно – вовремя. (например, он научился начинать вдох и выдох в ожидаемый момент и так же, в ожидаемый момент, стал издавать звуки), когда он приобрел некоторый опыт «успешной своевременности», мы занялись лицом.