Анатолий Андреев - Философия игры, или Статус скво: Философские эссе

Демократия – это какая-то бессознательная история и в качестве таковой de facto провозгласила себя альтернативой культуре; последняя же изжила себя в эпоху демократии. Это бы понятно. Но!

Эти всякие de facto – в теории, продукте презренной культуры, между прочим. На деле, на самом деле демократия мнит себя формой культуры, высокой, самой высокой культуры. Демократия может существовать только в рамках и формах массовой культуры, для которой зияет только одна историческая перспектива: высокая культура. Однако высокая культура означает хоть и конструктивное – но все же отрицание демократии как формы малосовместимой с культурными интенциями. С точки зрения культуры, форма должна коррелировать с содержанием, одного без другого не бывает. Получается тупик или замкнутый круг (по демократическим понятиям). Как вырваться из него?

Демократия не терпит тупиков, она рвется на свободу. Дайте, дайте ей свободу. Пожалуйста. Но прежде не лишним будет деликатный нюанс: свободу (речь идет о гуманистической категории) может дать репрессивная культура, это, опять же, ее епархии продукт. Натуре свобода не нужна, там свобода не имеет цены: начинается тогда, когда ты приступаешь к еде, и заканчивается там, где начинают есть тебя.

Берите, если хотите (и если сможете: культура – это не столько хочу, сколько умею и могу). Вот вам духовный побег по-русски: богу – богово, нищему духом – демократию, аристократу духа – прелести лишнего. Лишний и нищий: вот русский культурный проект.

Демократия – это своего рода возвращение к истокам, движение по эволюционной спирали вспять, в утробу космоса. Если с помощью некоего культурного усилия вообразить себе спираль вверх, то от демократии она продолжит свои витки … куда? Страшно подумать.

И напрасно. Если думать страшно, значит, вы не думаете, а боитесь. А если подумать, то двигаться надо от демократии. Движение «от» возможно только в сторону противоположную, в сторону недемократии, не власти народа (что, кстати, не означает «не в интересах народа»). Усовершенствованная (никуда не денешься: ограниченная) демократия, когда у простого народа перестают спрашивать, чего ему хочется (ибо ему, дитю природы, вечному культурному младенцу, всегда будет хотеться одного и того же: пожрать, поспать, повеселиться), – это именно в интересах человека (следовательно, и народа). «Простой» (некультурный: не в смысле невоспитанный, а в смысле не имеющий культурно-духовных потребностей) человек не видит дальше своего носа, поэтому его интерес ограничивается рамками прилегающего жизненного пространства, и его культура – это культура потреблять. Движение в сторону культуры, от природы – это движение от «простого» к сложному. А «сложное» – это наиболее простой способ выживать. Вот почему движение к культуре – в интересах всех и каждого в отдельности.

Вопрос, в сущности, стоит очень просто: либо диктат демоса (вариант диктата натуры), либо – культуры (личности; диктат личности у нас могут понять по-народному, поэтому уточним: речь идет не о культе личности как о культе диктатора, а о диктате культурных потребностей, разумно регулирующем всякое силовое диктаторство). Между прочим, это и есть подлинный плюрализм, который начинается не с выбора между фишбургером и чизбургером, а с определения гуманитарной ориентации: на натуру или на культуру.

Если бы меня попросили предельно коротко изложить суть проекта, я бы ответил так. Я предлагаю признать как данность тот очевидный факт, что личность представляет собой сложную информационную структуру, что есть люди (народ), которые в ничтожно малой степени являются личностями и ненавидят личность (тип человека) как своего кровного врага. Причем это некая фактическая данность, из которой я из гуманных соображений изымаю моральную оценку: таков порядок вещей, в котором никто не виноват. Человека нельзя обозвать «народом». Он такой – и все. Будьте любезны принять к сведению.

Так вот я предлагаю ориентироваться именно на личность. Я не говорю, что цель – всех сделать личностями. Это прямой путь к тому самому культу личности, к политической диктатуре серой личности. Я о векторе, о тенденции, о выходе их тупика. Ведь не все же станут богачами, хотя почти все к этому стремятся; это никого не смущает. Так вот и я о личности как о духовном богатстве. Опять нюанс (что поделаешь: в диалектической культуре дьявол сокрыт в нюансах, всего лишь смена акцентов приводит к радикально противоположным результатам): я говорю о культурной ориентации не потому, что она лучше «натуральной», в нравственном смысле лучше, то есть мой проект не нравственными побуждениями как таковыми обусловлен (хотя и ими, безусловно, тоже). Это был бы вариант некоего культуроцентризма: пусть весь мир провалится в тартарары, если он не хочет быть нравственным и культурным. Нравственный фанатизм – жестокая культурная утопия. Я говорю о культурной ориентации потому, что здесь просматривается выход из тупика, культурный прогресс становится одновременно жизненно важным прогрессом, и вследствие того – нравственным. Нравственные первородство и абсолют меня мало интересует, ибо в такой догматической постановке вопроса мало культуры.

Еще проще и короче: я предлагаю ориентироваться на то качество мышления, которое в принципе сформировано культурой, не на бессознательное мышление (приспособительное мышление, выполняющее функции психологии), а на сознательное управление. При этом я исхожу из того, что ориентироваться следует не на утопический идеал, не на то, чего нет и не было в жизни (пока), а на реальный идеал, на вполне возможную модель реальности, элементы которой не выдуманы, а из жизни взяты.

Народ не поменяешь, но можно поменять отношение к нему. В стихийное социальное развитие, в живую жизнь социума можно и нужно привнести момент относительной идейной регуляции, а именно: более четко и приоритетно обозначить культурный вектор. Иной вектор – при всех технических достижениях и наворотах – это способ думать желудком и гениталиями. Ума в технике ровно столько, сколько интеллекта.

Между прочим, в этой связи следует пересмотреть отношение к теории и практике коммунизма, печальный опыт построения которого стал триумфом демократии: и в том смысле, что коммунизм родился из демократического импульса, и в том, что рухнул на радость демократам. Чему так рукоплещет демократия, отчего так ликуют ее идеологические служаки?

А тому и оттого, что не сработала культурная регуляция, к которой я так регрессивно призываю. Общество, сработанное под благородную идею, лопнуло, ибо идеи идеями, а социальный закон «волевые негодяи становятся вождями» отменить невозможно в любом обществе. Кроме того, все делалось не столько от имени народа (от имени демоса – это ритуал, обряд, идеологический трюк, по форме – под идею), сколько от имени потребностей народа (de facto). Этого демократы предпочитают не замечать, иначе ставится под сомнение чистота их идеи.