Александр Лимитовский - Увлечение и освобождение

Как мы уже показали из примера с девушкой в ночном клубе, псевдосубъект власти может быть иллюзорен, но это вовсе не обязательно. Предположим, Я прихожу в гости домой к моему другу, и вдруг обнаруживаю, что он считает, что его дом принадлежит мне. Как мне в таком случае осуществить контроль над его собственностью? Понятное дело, что для этого Я должен вести себя так, как вел бы себя хозяин данного дома в понимании моего друга. Угнетающий кого-то, в целом похож на персонажа их повести «Маленький Принц», короля одинокой планеты без подданных. В их отсутствии, король стал повелевать природой, восходами и закатами, не давая, впрочем, своим новым подданным поручений, которые те бы не смогли бы исполнить. В действительности же власть любого короля подобна власти короля одинокой планеты: он не участвует в непосредственном ее осуществлении, а подыгрывает в спектакле угнетаемого; но, впрочем, если угнетаемый серьезно увлечен происходящим спектаклем, то и власть угнетателя будет не менее серьезной. Если бы в ночном клубе действительно появилась бы симпатичная девушка, она, вне всякого сомненья, при желании могла бы растереть свободную волю стеснительного паренька в порошок. Власть между двумя людьми происходит тогда, когда некто другой встает на место псевдосубъекта власти, и, таким образом, входит в структуру модели подлинного субъекта власти, и получает возможность им манипулировать. Впрочем, почти всегда псевдосубъектами власти люди становятся непроизвольно, сам субъект заманивает их в свою паутину.

Разумеется, само пространство, в котором происходят властные отношения субъекта с самим собой не случайно, и уже заранее подготовлено его мышлением. Чтобы властные отношения стали возможными, нужна воля субъекта, направленная на какую-то несвязанную с самой этой властью ценность. Власть не проявляется сама по себе, она требует оправдания. Для этого она наматывается на какое-то позитивное благо для субъекта – таким благом могут быть, например, семья, учеба, безопасность – и паразитирует на нем, чаще всего своей мистификацией ликвидируя саму возможность этого блага добиться. Иными словами, власть осуществляется не просто каким-то псевдосубъектом или ресурсом, в она рождается из целостной модели мышления объекта власти в отношении какой-то понимаемой им ценности. Например, вместо того, чтобы производить расчет избавления из-под ига мафии ради свободы и безопасности (ценность), субъект власти увлекается тем, что описывает опасность, которую эта мафия может для него представлять, и мистифицирует деньги мафии как сверхценный ресурс (или, например, боится воли звезд, и пытается обезопасить себя талисманами, каждый раз увеличивая их количество и объясняя их силу новыми и новыми сущностями).

Я хотел бы обратить внимание читателя, что все описанные формы мышления, ровно как и модели власти, ситуативны, т.е в чистом виде реализуются в конкретных ситуациях (в ночном клубе, или перед красным от бешенства лицом школьной учительницы), однако, регулярно повторяясь, она выходит за эти границы, превращаясь в привычку. При чем чаще всего нам приходится иметь дело не с одним элементарным атомом власти, а с целой сетью из связанных привычек. Подобно плесени, власть въедается в наше мышление, уже заранее стремясь не оставить ни одного не охваченного собой пространства для живого чувства или свободной мысли.

К сожалению, мы создаем из отдельных моделей власти целые властные космологии, поддерживаем ее, и вплетаем власть в наше понимание себя и мира. Тем самым мы создаем систему иерархических взаимоотношений между людьми и вещами, мистифицируя даже самые очевидные факты реальности. Без иерархии власть невозможна в принципе, потому что обеспечение ее ценности должно так или иначе найти свое оправдание в устройстве мира (мы греки, с нами Бог), она должна найти какой-то свой онтологический смысл для ее носителя. Я не могу аргументировать власть короля божественной волей, если Я живу в мире, где нет Бога.

Иными словами, мы строим иерархии вещей, тем самым ставя объекты нашего наблюдения в подчинения друг другу, и, таким образом, объясняя самые разные процессы, от природных до исторических. Кроме того, в иерархические миры мы вписываем самих себя, предварительно обезличивая, и забывая о существовании собственного мышления.

В результате культивирования таких вредных привычек, структуры иерархий оказываются настолько связанны с ценностью, что любая попытка поставить их под сомнение будет рассмотрена субъектом власти как попытка поставить под сомнение саму ценность, на которой паразитирует его власть.

Я думаю, что разрешение проблемы власти является одной из самых сложных задач, с которыми сталкивалось человечество. Это действительно довольно масштабная проблема, одна из тех, решение которой никогда никем до конца не будет достигнуто, но с которой мы должны встретиться в открытую, чтобы отстоять свое право на существование, в самом широком смысле слова.

Итак, мы заметили, что власть паразитирует на наших лучших ценностях, создавая своего рода надстройку над рациональным мышлением, лишая нас воли и извращая наши намерения. И в то же время мы сами выстраиваем иерархии, все они есть результат нашего труда и нашей фантазии. Поэтому для нас не может не встать вопрос о мотивации к власти. Действительно, зачем ограничивать собственные возможности, при чем там, где они касаются наиболее значимых для на вещей? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно посмотреть на модель власти уже как на нечто целостное, сформированную привычку, как ее переживает субъект власти.

Первое, на что следует обратить внимание, это то, что люди получают от власти удовольствие. Мы осуществляем власть не по случайности, а целенаправленно. Нетрудно заметить, что от всевозможных митингов и демонстраций, люди зачастую получают наслаждение едва ли не большее, нежели от употребления пищи, или от секса. Нацисты, собравшиеся в кружок ненависти, и проклинающие существование евреев, это просто люди получающие удовольствие от совместного досуга, евреи не являются их актуальной проблемой. Поэтому я считаю, что мотивация к власти может быть охвачена через два неотделимых друг от друга понятия: мотивация наслаждения властью, и экзистенциальная мотивация (в ситуации столкновения с реальной жизнью).