Марк Бойков - Сакральные вопросы о коммунизме, И. Сталине и человеке

Однако в еще больший тупик загоняется человек. Когда повышались нормативы и снижались расценки, тем самым резко возрастали нагрузки труда, становясь запредельными. Происходило ускоренное снашивание рабочей силы. Каждодневная усталость, накапливаясь, принимала значение хронической. Хроническая, в свою очередь, ускоряла и усиливала каждодневную, налагаясь одна на другую уже не через 4–5, а через час-два. Вырваться из этого порочного круга могли помочь только болезнь или… выпивка.

Выпивка, однако, легко превращается в болезнь. Сначала на нее тратится приработок. Затем, когда возникает привычка, прихватывается и заработок. С превращением выпивки в пьянство не хватает уже и заработка. Угнетение субстанциальности человека оборачивается его разрушением. Находились, однако, ученые, утверждавшие, будто пьянство – одна из форм социального протеста.

На самом деле когда из раза в раз повышаются нормативы, производство забирает у человека столько сил, что к концу смены уже их ни на что не хватает. Интересная встреча, дела по хозяйству, занятия спортом, с детьми, чтение книги или поход в театр – все требует сил и соответствующего желания. А их нет. Они погашены, приглушены, задавлены. Чем бездарнее организовано производство, тем больше оно забирает физических и нервных сил у человека. И, соответственно, властвует над ним и за пределами предприятия.

Увы, не «пьянство губит в человеке человеческое». Оно лишь довершает то, что делает с ним скверно организованное производство. То, что вынуждает его делать продукт хуже, заставляет поступать вопреки совести, побуждает к несвойственным себе поступкам. В снижении качества продукта находило свое выражение разрушение человеческой сущности производителя.

Именно поэтому столь быстро, в прямой зависимости от накачки нормативов, разгулялось по стране пьянство. Когда же решением Горбачева инициировали борьбу с пьянством (разумеется, без уяснения причин, командно-волевыми мерами), это только подлило масла в огонь и добавило озлобления в массах.

Система обречена, если начинают рушить основы человечности. Так было всегда в переломные времена и эпохи. Чтобы что-то изменить к лучшему, надо прежде понять, почему стало плохо.

А началось все в тяжелое, послевоенное время. При Сталине. По мере восстановления разрушенного войной хозяйства нормативы и расценки менялись в целях скорейшего наполнения рынка товарами. Однако при Сталине эта практика сопровождалась ежегодными снижениями цен на товары массового спроса, т. е. повышенный труд возвращался труженику в форме повышенного же потребления продукта, что уравновешивало его взаимоотношения с государством. С кончиной И. Сталина снижение цен прекращается, тогда как пересмотры нормативов и расценок не только продолжаются, но и нарастают, а при Хрущеве, к тому же, начинают подниматься и цены на товары. Труженик элементарно берется в клещи.

Время от времени, правда, производились инъекции в заработную плату отдельным категориям рабочих и служащих. Но практически это означало, что правительственная бюрократия давала одним то, что отнимала у других. Не позволяя людям зарабатывать самим, она с другого конца преподносила им подачку, называя это «огромным социальным завоеванием». На самом деле, уничтожая подлинную заинтересованность в труде, она пыталась решать дело подкачкой политического энтузиазма. И на место одной нелепости громоздила другую: в общем повышении оплаты уравнивала и хорошего и плохого работника. А самим перекладыванием из кармана в карман производила лишь перекачку достижений из более успешных в отстающие отрасли, размазывая бесхозяйственность по всей стране. Понятно поэтому, что эти повышения ничего не решали и только усугубляли общую обстановку.

Ситуация уходила из-под контроля, но руководящая элита не понимала происходящего, питаясь иллюзиями, которыми ее кормила политэкономическая наука. А вся эта политэкономия попросту сломалась на незнании действительного источника роста производительности труда. Страна уже «строила коммунизм», а продолжала опираться на «рабочий класс» (трудовую опору капитализма), на интенсификацию физического труда, с подлейшими приемами этой интенсификации.

Я уж не говорю о крестьянах. Добавьте еще и «классовую борьбу» со всем окружающим миром, названную «холодной войной». Нарастающее производство ракет, танков, подлодок, самолетов, А и V-бомб – все в безразмерных количествах. Глядишь, построили бы коммунизм, удивили бы весь мир, тогда и победили бы капитализм без боя, экономически, вместо чудовищных затрат на вооружение.

А помощь слаборазвитым странам, неэквивалентный обмен в рамках социалистического лагеря? А многие проекты века: освоение целинных и залежных земель, секретные города и центры, БАМ, осушение болот и заболачивание пустынь, плотины и повороты русла рек?.. И прочее и прочее. И все – за счет трудящихся, за счет улучшения их жизни. Да где же подлинные-то идеалы и исторические цели?

Политика диктовала экономике свои условия вместо того, чтобы быть зависимой от нее. Ее отношения с экономикой были перевернуты с ног на голову. И вместо того чтобы получать от экономики основания своим успехам, она, политика, глушила развитие экономики собственными фантомами и директивами. В науке, ЦК, Политбюро. Никто не мог ей перечить или направить в надлежащее русло. Она была вне критики и вне подозрений. Конечно, это не могло продолжаться бесконечно.

Многим кажется, что обрушение социализма (именно ОБРУШЕНИЕ, а не ПОРАЖЕНИЕ ) произошло в результате «перестройки» и «реформ». Увы, это лишь видимое следствие. Не всегда события, чередующиеся одно за другим, связаны причинно-следственной связью. Мы могли кануть и без «перестройки». Какая разница – отчего? Кризис у нас возник даже не в «застойное» брежневское время, – здесь он начал проявляться, – а гораздо раньше.

Дело даже не в заговоре «империалистических сил». Силы эти и заговоры почти всегда имеются. Но события определяются прежде всего внутренними причинами, не будь которых, внешний заговор просто обнулился бы. Иначе говоря, явись среди нашей элиты более думающие о народе руководители и занимай они ключевые посты, заграничные умники вроде А. Даллеса и 3. Бжезинского остались бы с носом.

Дело также и не в «еврейской закулисе», охватывающей будто бы и пронизывающей весь мир. Ультрапатриоты только мутят воду, ставя на место научного анализа родовые предрассудки и зоологические инстинкты. Воинствующий национализм выгоден такой «закулисе» и часто подогревается ею, поскольку нация ослабевает от такого национализма, ибо за этими инстинктами и предрассудками легко маскируются истинные причины. Переключение сознания масс с социальных проблем в область кровнородственных связей есть культивирование слепой ненависти и тупой ограниченности. Победы на этом идеологическом фронте кончаются обычно каннибализмом. Что может быть несчастнее армии, направляемой не по адресу? Она обречена на поражение еще до боя.