Владимир Красиков - Озарение трансценденцией

Соответственно, первые, интеллектуалы из благоденствующих классов (Будда, Конфуций, Зороастр, Мани 45 45 «Манихейство и гностицизм – типичные религии интеллектуалов» (Вебер м. Указ. соч. С. 168). В отношении буддизма следует напомнить о существенной разнице между ранним, философским, буддизмом – учением самого Будды – и его масштабной профанацией в махаяне и ламаизме. и др.), создают объяснительные концепции, дающие людям необходимые ориентировки в этом мире и карт-бланш для самостоятельных действий. Вторые (Иисус, Мухаммед, Лютер, Кальвин и др.) реализуют «религиозную потребность мелких и средних городских слоев в эмоциональной, связанной с внутренними переживаниями, назидательной легенде» 46 46 Вебер М. Указ. соч. С. 155. .

Вполне понятно, что именно вторые имели гораздо более оглушительный успех, социальный отклик, вызывали массовые религиозные движения. Причем особую роль в истории религий сыграли «две формы интеллектуализма (распространение грамотности и увлечение религиозными текстами): позднее иудейство и миссионерские общины апостола Павла и у пуритан XVII в. – своего рода "интеллектуализм масс"» 47 47 Вебер М. Указ. соч. С. 178-179. .

Различия между этими двумя типами религиозных лидеров социологически условны, все же в них больше общности: объединяет их особое переживание своей необычности, специфическое восприятие себя в своих глазах и в душах последователей. Это, можно сказать, непосредственная и «полная» причина генерирования религии.

То, о чем мы говорили ранее: проторелигиозные интенции в душах людей, трансформационные процессы складывания религиозных конфигураций, харизма как суггестия и этический пафос, – складываются в комплекс теофаний 48 48 «Теофания (theophany) (от греч. theos – Бог и phainesthai – являться) – явление Бога, воспринимаемое человеческим зрением (напр. Исх. 33:17-23)» (Мак-Ким Дональд К. Вестминстерский словарь теологических терминов: Пер. с англ. М.: Республика, 2004. С. 406). , человеческий опыт чувственного удостоверения сверхъестественного. Не было бы его – не было бы и религии (в ее трансцендентном понимании), потому теофания – всегда следствие и форма живого опыта взаимодействия религиозного харизматика и его приверженцев.

Адекватная, органическая форма теофании – аватара (бодхисатва), или боговоплощение, когда харизматик объявляет себя Богом, утверждая, что хотя его тело человеческое, но по своей духовной сути он Бог. Содержание религиозного опыта здесь – поклонение, уподобление. Другая по значимости основная форма этого социально-религиозного феномена – медиация или пророчество, когда человек провозглашает свои притязания на привилегированный доступ к Богу и особую роль Его орудия 49 49 «Пророк (prophet) (евр. nabi , греч. prophetes – тот, кто объявляет) – тот, кто обращается от имени Бога к народу Бога» (Мак-Ким Дональд К. Указ. соч. С. 320). . Содержание опыта здесь – инструкции, программирование жизни.

Практика теофаний возникает и осмысляется прежде всего у двух «исконно религиозных» народностей – индийских и семитских. И сразу же изначально возникает существенное различие в ее интерпретации, проистекающее из различий в понимании трансцендентного (производное от особенностей персонализации?). На Востоке это имманентный Бог, безличное высшее существо, органичный, управляющий компонент совечного ему мира, доступный лишь состоянию созерцания, в пророчестве, основанном на личном примере. На Западе (иудео- христианская и исламская традиции) – это «надмирная, творящая и управляющая миром, обладающая сильными страстями личность» 50 50 Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий // Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. С. 59. .

Восточная практика органично узаконивает теофании в виде боговоплощения? по сути это единственная естественная и понимаемая верующими форма теофании. Универсальная космическая сила (Брахман, Рита, Дао) безмерна и безгранична и, по определению, не может иметь какого-то одного исключительного воплощения. Более того, она множественно присутствует в чувственном опыте, как в диахронном (историческая вереница бодхисатв), так и в синхронном его планах – в виде множества аватар в наличных в данное время гуру. В каждом из них есть божественность, потому и каждый из них бог, без всякойисключительности в отношении какого-либо из них конкретно. Таким образом, восточная традиция понимания аватар – это не чудо, а прозаическая реальность многих гуру, каждый из которых – «это то состояние, когда человек наиболее близок Богу, оставаясь при этом во плоти» 51 51 Вандерхилл Э. Мистики ХХ века. Энциклопедия. М.: Локид-Миф, 2000. С. 390. . Теофания «пророка» здесь практически излишняя и совпадает с функциями священства. Правда, есть и здесь своя «специализация» среди гуру, которая, по сути, воспроизводит наше членение теофаний: есть бхакти-гуру, утверждающие приоритет поклонения себе, уподобления и подчинения как путь спасения, и джнана-гуру, акцентирующие внимание своих последователей на организации их собственного познания и самопознания (жизненные инструкции).

Напротив, в иудаистской и органически последовавшей за ней исламской традицииях логически только и уместна теофания пророка, все остальное – неописуемое богохульство. Личность Творца не может воплотиться во что-то в мире, который создан из праха и брения, ничтожен по отношению к Создателю. Последний может, правда, передавать известные толики своей Силы каким-либо имярекам. Однако и здесь, в условиях, казалось, исключающих саму возможность «воплощенческих» теофаний, тоже действует «борьба за значительность» в мире харизматиков и находимы особые формы приближения к статусу Бога, максимально возможного присутствия хотя бы Силы в ком- то из них. Выделяются особые фавориты: Моисей, Авраам, «большие пророки» (в отличие от «малых»), Мухаммед и т. п.

Христианство в этой фундаментальной оппозиции двух исконных типов религиозного мышления явило собой тот компромисс и отступление от бинарной логики, который породил, с одной стороны, полную сумятицу в головах, однако с другой, возможно, это-то и сдвинуло с мертвой точки чувственную логику «или-или» в направлении процесса действительной рефлексии.

Вместе с тем, признав абсолютно невероятное (в «пространстве» исходного иудаистского мышления) – Богочеловека как воплощение сыновней ипостаси Большого Бога, христианство тут же заявило об исключительности этого события по отношению ко всем временам и всем народам с их исконными религиями. Потому человеку, воспитанному в духе ортодоксальных разновидностей христианства (к которым относятся и ранее протестовавшие) и ислама, крайне трудно понять и принять современные актуализующиеся религиозные формы с их имманентными «живыми Богами». Он еще может примириться с другими «религиями традиции», у которых их объекты поклонения либо абстрактны, либо жили так же давно, но принять вот этих необычных, но людей как Бога он не в состоянии. Сличая абстрактную теологическую информацию о Боге (всемогущество, всеведение) и священное предание о чудесах с конкретно чувственным имяреком, заключенным к тому же в «сосуд греха» (тело), он воспринимает этих людей как шарлатанов либо умалишенных.