Алексей Каплер - Киноповести

— Говорят, он здесь, — доверительно сообщает крестьянин.

— Очень возможная вещь.

— Посмотреть охота.

— Гм…

— А то мы там поспорили с мироедами. Они говорят — рыжий да рябой. А я думаю — не может быть. Я думаю — он такой головастый, большой… представительный мужчина.

— К сожалению, ничего определенного вам сказать не могу.

— Ну да… не видал… — с сожалением смотрит на него крестьянин.

— Не видал.

К Ильичу вместе с Василием быстро подходит несколько человек. Они с трудом пробиваются сквозь толпу.

Крестьянин вглядывается в Василия и вдруг вскакивает:

— Василий Михайлович!

В а с и л и й. Петька! Из деревни?.. — Но, опомнившись, он быстро поворачивается и уходит за Ильичем, крикнув на ходу. — Некогда мне, прощай покуда.

— Ленина не видал? — кричит ему вслед парень.

— Здесь он, — отвечает Василий.

— Где?

— А вон! — Василий указывает в противоположную сторону.

П а р е н ь (жадно) . Где? Где?

И ЛЕНИНСКИЙ ПЛАН ВООРУЖЕННОГО ВОССТАНИЯ НАЧАЛ ОСУЩЕСТВЛЯТЬСЯ.

В мечущемся свете костров из-под арки Смольного проносятся автомобили, пешие и конные делегаты спешат к своим частям.

ПО ПРИКАЗУ ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА…

Настежь распахиваются ворота бронедивизиона. С ревом и грохотом выезжают броневики. Все люки закрыты. Стволы пулеметов торчат из башен.

ПО ПРИКАЗУ ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА…

Двинулись солдаты, загремело по мостовой орудие, застучали подковы лошадей.

Выступает рота за ротой, полк за полком.

У проходной завода строятся красногвардейцы.

— Становись!..

Тусклые фонари мотаются на ветру над воротами. Ухнул где-то выстрел, ответил далекий пулемет.

Грохоча и сигналя, подъезжает броневик.

Матвеев поднимается на броневик.

— Товарищи!.. Готовы?

— Готовы, — гремит в ответ.

Матвеев снимает картуз, запевает:

подхватывают все и, вскидывая на плечо винтовки, начинают двигаться. Броневики идут вместе с красногвардейцами.

Гремит «ура».

Голоса удаляются. Мы видим, как двинулся другой, третий отряд красногвардейцев.

— «…Это будет последний…» — слышится издали.

Грозно вырисовываются силуэты кораблей на ночном небе. Рожок играет сбор. Матросы сгрудились на верхней палубе.

Сотни глаз устремлены на оратора.

Немолодой матрос стоит на баке, держа в руке винтовку.

— Товарищи, — говорит он, и черная масса бушлатов становится неподвижной.

Октябрьский ветер рвет полы его бушлата. Октябрьский ветер ревет в вантах за его спиной. Далеко где-то поют «Интернационал».

— Товарищи, мы идем сбросить власть капитала, мы идем творить социальную революцию. Нам на долю выпало счастье осуществить мечты всех угнетенных. Да здравствует власть Советов! Да здравствует Ленин!

Тишина. Ни криков, ни рукоплесканий. Молча люди бросаются в объятия друг друга. На лицах слезы. Где-то далеко поют:

Карта Петрограда. Очень далеким фоном слышится «Интернационал». Из города доносится стрельба. На карте Питера карандаш делает пометки. Жирными кружками окаймляет мосты.

ПО ПРИКАЗУ ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА…

Выступает Красная гвардия. Выступают солдаты. Движутся моряки. Поднимается вооруженный народ. Слышатся первые выстрелы. Идут корабли к Петрограду.

Смольный. Комната Военно-революционного комитета.

Держа в руке листок, исписанный стремительным ленинским почерком, человек в военной шинели диктует машинистке:

— Декрет о земле…

За окном ухают выстрелы.

— Помещичья собственность на землю отменяется немедленно и без всякого выкупа…

Василий вертит трубку телефона.

— Станция… Станция… Станция…

— Помещичьи именья, — слышится голос диктующего, — со всем их живым и мертвым инвентарем…

— Станция… Станция… Фу, черт, станция!..

Василий крутит ручку, бьет по рычагу.

Телефонная станция.

Стрельба. С визгом разбегаются телефонистки.

Юнкера отстреливаются, бегут.

Одна из телефонисток падает в обморок.

Крики. Женский визг. Стрельба.

— Станция… Станция… Город!

Рутковский бросает трубку, срывает другую:

— Город! Станция! Станция!

Вокруг него министры Временного правительства. Окна в зале Зимнего дворца закрыты шторами.

— Станция! Станция!

Василий стучит по рычагу.

— Станция! Барышня!.. Станция?!! — уже безнадежно повторяет он, и вдруг лицо его светлеет: — Станция? Один восемь три! Давай Балтийский экипаж…

Телефонная станция. Стрельба.

У коммутатора, запутавшись в бесчисленных шнурах, с наганом в руке, в наушниках, сидит Матвеев. Он кричит в рупор:

— Да я не знаю, куда тут чего втыкать, а барышни все в обмороке валяются… в об-мо-ро-ке!..

Василий поворачивается к Ильичу.

— Владимир Ильич! Телефонная станция наша!

Ленин кивает головой — он и не сомневался, что станция будет взята.

— Так пусть дадут Балтийский экипаж.

Василий снова дует в трубку.

— Слышь, станция! Давай Балтийский экипаж. Один-восемь-три. Ленин будет говорить.

Матвеев беспомощно вертит контакт, оглядывается.

— Погоди, — говорит он, — тут одна вроде отходит…

Он снимает наушники и выволакивает из-за коммутатора телефонную барышню. Барышня рыдает. Матвеев усаживает ее на стул, гладит, успокаивает. Взрыв.

— Слушайте, барышня, ну, успокойтесь! Милая!.. Успокойтесь, барышня. Ну, милая… Соедините с Балтийским экипажем…

Барышня, продолжая всхлипывать, берет контакт.

Из-за коммутатора выбегает юнкер. Матвеев стреляет. Юнкер падает.

— Ой!.. — Барышня в обмороке откидывается на спинку стула.

Матвеев обнимает ее, усаживает.

— Только тихо… тихо… Ничего страшного нет.

Гладит голову барышни рукой, в которой зажат наган.

Барышня наконец приходит в себя.

— Ну, успокойтесь, соедините меня с Балтийским экипажем. (Заметил что-то в глубине зала.) Скорее! Один восемь три. Скорей, скорей соединяйте. (Прячется за коммутатор.) Скорей, скорей!

Барышня соединила.

— Готово!..

Из-за коммутатора, стреляя на ходу, выбегает офицер. Матвеев убивает и его.

— Ой!.. — барышня снова валится без чувств.

— Станция! Станция! — пытается соединиться Рутковский. — Станция!.. — Он бросает трубку.

Малянтович заклеивает конверт и передает Рутковскому.

— Поручик!.. — зовет Рутковский.

К нему подбегает молодой офицер.

— Возьмите этот пакет. Пробейтесь в город. Передайте в посольство. Что бы с вами ни случилось, этого никто не должен прочесть. Поняли?

— Слушаю.

Поручик уходит. Рутковский поворачивается ко второму офицеру.

— Вы отправитесь в Гатчину…