Александр Миндадзе - Парад планет

— Хорошо.

— Нет, не так.

Виктор лежал неподвижно.

— Ладно, я уйду, — сказала Наташа.

Осужденный был молод, не старше тридцати. Лицо его не выражало раскаяния, не выражало ничего. Телогрейка, старенькие, затасканные брючки, а на ногах лакированные, шикарные, на высоком каблуке туфли — в этой несуразной пестроте словно выразилась минута, перелом в судьбе: роскошь жизни прошлой и суровость той, что наступала, к которой молодой человек уже потихоньку приспосабливался. Так он шел в сопровождении конвоя, заложив, как положено, руки за спину, шел, постукивая высокими своими каблуками, и таяла перед ним толчея судебного коридора.

Виктор посторонился, пропуская конвой. Осужденный прошел совсем близко, в метре, равнодушно скользнул по лицу взглядом. Виктор стоял, прижатый к стене, смотрел вслед конвою и тут почувствовал, как кто-то дотронулся до его локтя.

— Я только с заседания, — сказал адвокат. — Заждались?

— Ничего.

— Есть новости, сейчас все расскажу.

Адвокат двинулся по коридору, увлекая за собой Виктора.

— Есть важные новости для вас.

— Да-да.

— Нет, вы не слушаете.

— Я слушаю, слушаю, — сказал Виктор. — Есть важные новости для меня. У меня теперь что ни день, то новости.

— К делу приобщены очки потерпевшей.

— Что?

— Я говорю, очки. То есть то, что конкретно говорит о ее зрении.

Они вышли на улицу. Адвокат открыл перед Веденеевым дверцу «Жигулей».

— Садитесь. Вы поняли меня?

— Понял.

Адвокат посмотрел на него в удивлении и спросил:

— Куда вас подвезти?

— Прямо, — сказал Веденеев и показал рукой. — Ярославский вокзал.

…Они остановились возле здания вокзала.

— Ну, как самочувствие? — спросил адвокат.

Виктор посмотрел на него и сказал с неожиданной легкостью, снова удивившей адвоката:

— Все хорошо, старина!

На подмосковной даче среди высоких сосен, за которыми открывался домик с мезонином, среди травы, усеянной желтыми листьями, на деревянной вкопанной в землю скамеечке сидел старик в тенниске, открывавшей волосатую грудь, в синих тренировочных брюках и кедах. Андрей Васильевич, директор научного института, был настроен в высшей степени миролюбиво и беззаботно. Он держал в руках том в коленкоровом переплете, хлопал им по своим острым коленям и говорил, обращаясь к гостю, сидевшему напротив на пеньке:

— Кто у вас родители, Виктор?

— Мать — врач, отец был шофером, такая странная комбинация. Он умер в пятьдесят первом, ранен был тяжело.

— А дальше? Дед?

— Ну, дед у меня личность. Кубанский казак, атаман, жуткое дело.

— Ого!

— Шрам через все лицо.

— Интересно, — заметил по этому поводу Андрей Васильевич. — Видите ли, Виктор, не принято говорить в глаза комплименты, считается, что человек может зазнаться, особенно молодой, но я на этот счет другого мнения. Зазнается ничтожество. Талантливый человек не может зазнаться, для него это так же невозможно, как для хорошего пловца — утонуть. А впрочем, хорошие пловцы, кажется, как раз и тонут… Тут я что-то не уверен… — Андрей Васильевич поднял, словно взвесил на руке, том. — Диссертация у вас замечательная. Я бы лично без всяких колебаний дал вам за нее доктора, но сейчас с этим, как вы знаете, сложно. Хватит с вас пока и кандидата. — Он посмотрел на Виктора. — Во всяком случае, будем ее двигать, печатать и все такое прочее.

— Спасибо, Андрей Васильевич.

— Там есть дурацкие выражения, я их вам подчеркнул, посмотрите. Вообще, старайтесь следить за стилем, ученый должен быть по возможности культурным человеком.

— Я понял, Андрей Васильевич.

— Но зато у вас хорошо варит голова, и это приятно, с этим я вас поздравляю. Умных людей, между прочим, гораздо меньше, чем мы себе представляем, а смелых и независимых — тем более.

— Спасибо.

— Ну вот и все, Виктор Веденеев. Сейчас моя внучка Таня напоит вас чаем, и поезжайте с богом, дайте мне отдохнуть.

— Андрей Васильевич, я хочу просить вас отложить защиту, — сказал Виктор.

— Что?

— Отложить защиту.

— Случилось что-нибудь?

— Случилось. Я собираюсь в тюрьму.

— Что за бред!

— Это действительно бред, — сказал Виктор. — Но я совершил наезд, все кончилось печально, женщина умерла, а меня судят.

Андрей Васильевич молча смотрел на него.

— Но что-то же, наверное, можно предпринять, — сказал он растерянно. — Что-то же делается в таких случаях…

— Делали все, что делается в таких случаях, — произнес с усмешкой Виктор.

— И что же?

Виктор молчал.

— Да нет, у вас какой-то мрачный тон, — сказал Андрей Васильевич. — Я не говорю о том, что все обойдется, но не садиться же действительно, это смешно и грустно.

— Смешно и грустно, — подтвердил Виктор и поднял на профессора взгляд. — А знаете, Андрей Васильевич, вы, может быть, не поверите, но я… в общем, я пришел к выводу, что, видимо, должен отсидеть…

— Что?

— Я не знаю, как это объяснить, чтобы было понятно… Да нет, никто не поймет или поймут неправильно, и я это только вам одному могу сказать, но, видимо, есть какая-то, что ли, закономерность…

— Что вы несете, Виктор?

— Во всяком случае, раз так уж случилось, то это не может бесследно пройти и не должно, нет… я это хорошо чувствую, и когда я попробовал бороться, то сразу получилась какая-то дрянь… Я не знаю, понятно ли вам объяснил…

Андрей Васильевич улыбался, стучал пальцами по коленкору.

— Ну, Виктор, это казачий атаман в вас заговорил. Нет?

— Не знаю, — пожал плечами Веденеев.

— Мда. И что… надолго вы собрались?

— Думаю, что нет. Не очень.

Андрей Васильевич все еще с недоверием смотрел на Виктора. Смотрел, вглядывался, но не находил на лице его и следа растерянности и уныния. Виктор по-прежнему восседал на своем пеньке, с невозмутимым видом жевал травинку.

— Мне вам нечего сказать, Виктор. Я вам все же пожелаю…

— Спасибо.

— Но подумайте… — начал было Андрей Васильевич, но тут Виктор бодро поднялся с пенька, пересек поляну, поднял с травы две ракетки, волан.

— А кто это играет? Вы? — спросил он.

— Моя внучка Таня.

— А нельзя ее сюда, вашу внучку Таню?

— Зачем? — не понял Андрей Васильевич. — Вы что… хотите поиграть?..

— Если не возражаете. Вместо чая.

— Пожалуйста… — И крикнул: — Таня!

Из домика вышла длинноногая девушка лет шестнадцати, посмотрела на Веденеева с вялым любопытством, взяла протянутую ракетку. Виктор подбросил волан, ударил, внучка отбила. Началась игра.

Андрей Васильевич сидел на своей скамеечке, неотрывно глядя на Виктора. С удивлением обнаружил улыбку на его лице. Внучка равнодушно отбивала, волан летел к ее партнеру, тот подпрыгивал, дотягивался ракеткой, падал. Подпрыгивал и сам летел, как волан. Падал на траву, тут же вскакивал на ноги… Внучка отбивала, и Виктор снова ждал, изготовившись к удару.