Александр Миндадзе - Парад планет

— На суде?

— Именно. Явились бы в качестве свидетеля и раз и навсегда внесли ясность…

Хозяйка молчала, смотрела испуганно.

Тогда заговорила Наташа:

— Ну хорошо, Зиночка… Отбросив все «за» и «против»… Вы-то хоть меня понимаете? Понимаете? Просто как женщина женщину?

Хозяйка вздохнула:

— Я-то?.. Понимаю, конечно… Что ж вы думаете… это ж совсем нехорошо получается… Ребеночек-то здесь при чем? Эх, если б вы тогда еще, сразу признались, что в положении… — Она снова вздохнула с неподдельной грустью, сокрушенно покачала головой. — Даже не знаю, чем и помочь… Может, с Костиком потолкуете?

— С Костиком? Вы думаете, это имеет смысл?

— Как же… Он-то к ней поближе всех был, он всю правду расскажет — что и как… Я дам сейчас адресок, записывайте… — Женщина оживилась, вспомнив о Костике, видно, с радостью и облегчением схватилась за новую идею. — Он к ней поближе был, конечно. Как что — она к нему: «Костик, Костик»…

Веденеев посмотрел на Наташу. Достал из кармана книжку, приготовился записывать.

— Спасибо вам, Зиночка… — сказала Наташа и дотронулась до руки хозяйки. — Вы очень добрая. И мы не забудем, нет. Правда. И, надеюсь, мы еще встретимся когда-нибудь, может быть, вы придете к нам с вашим мальчиком…

Они стояли в ожидании во дворе таксомоторного парка, у ворот ремонтных мастерских. Въезжали и выезжали бесчисленные «Волги» с шашечками, доносился из динамика голос диспетчера. Наконец из ворот вышел невысокий человек средних лет в перепачканном комбинезоне и кепке набекрень, постоял, посмотрел, увидел Веденеевых…

…Потом тот же человек, но уже тщательно причесанный на пробор, в белой сорочке, при галстуке, сидел за столиком в ресторане и, сжимая в поднятой руке рюмку, говорил:

— …Что ж я, не понимаю? У нее ж правый совсем мертвый был, боком все поворачивалась, как курочка. Левым смотрит, а и тот — едва-едва… Ты б очки ее нацепил, страшное дело! Я раз попробовал, сам чуть не ослеп… Э, Витя, не годится, ты в рюмке оставляешь…

Веденеев послушно взял со стола опорожненную до половины рюмку, допил.

— А чего мы не танцуем, а? Могу я, Витя, пригласить твою супругу? Имею такое право?

— Безусловно, — отвечала за Виктора Наташа. — Потом, потом… Вы сейчас поешьте, положить вам салатику?..

— Пожалуйста.

— Вы, Константин Михайлович, ничего не едите!..

— Я? Я ем. Это вы только смотрите.

Костик был прав: Веденеевы почти не прикасались к еде, сидели в напряжении, не сводя глаз со своего нового знакомого. А тот в свою очередь, вдруг стремительно трезвея, то и дело бросал на них пристальные, изучающие взгляды.

Подошел официант, поставил перед Костиком очередное блюдо.

— Это я лопну. Сейчас съем и лопну, — пообещал Костик и воткнул вилку в бифштекс. И вдруг рассмеялся: — Поите, кормите, а я вот возьму — и все наоборот! А?

— То есть? — не понял Веденеев.

— Ну, это на вас не похоже, — покачала головой Наташа.

— А вы знаете? Похоже, не похоже… — Улыбка постепенно сходила с лица Костика. — Никаких там очков. Зрение — единица. И что? И ты, Витя, начинаешь в мерзлоту вгрызаться. Киркой размахался, не остановишь. В общем, от души, молодец. Пар валит, сосульки соленые висят, красота!.. Шутка, шутка, — поспешил успокоить Костик. — Ты чего испугался? Вон как лицо-то вытянулось!.. Не пугайся, Витек, не надо. Сделаем. Об чем речь? Я вот сомневаюсь только — она ж хромала вдобавок… Ходит — приседает… Это как — говорить или не надо?

Веденеев промолчал.

Костик был в ударе:

— Я что сейчас подумал. Может, половину мою сюда? Не возражаете? А то ведь приду домой — где был да с кем. А так вроде случай подходящий…

— Конечно, — кивнула Наташа.

— Вот хорошо, — обрадовался Костик. — Сейчас позвоним. Только — ты сам, своим голосом. Так культурно будет.

— Пожалуйста, — сказал Веденеев.

— Монетка есть? — Костик порылся в карманах. — Вот тебе монетка, сходи.

Веденеев поднялся, но Костик остановил его:

— Ты куда? А номер телефона?

Когда он вернулся, Наташа с Костиком танцевали. В центре зала, среди парочек топтался, приплясывал Костик, держа руку на Наташиной спине. Наташа не отстранялась и о чем-то даже разговаривала с Костиком — он подставлял ухо. Потом музыка смолкла, танцующие стали расходиться, а Костик с Наташей еще стояли, сцепив руки. Но тут грянул новый аккорд. Наташа вздрогнула, двинулась в стремительном, все нарастающем ритме.

Она подпрыгивала, движения ее дробились. Глядя на жену, Веденеев еле сдерживал смех.

Потом они подошли к столу.

— Что с тобой? — спросила Наташа.

— Ну, ты молодец! Ты это здорово придумала.

— Что тебя так рассмешило? Прямо приступ! — сказала Наташа.

— Тебе… тебе не вредно танцевать?

— Ты не ревнуй, Витя, — сказал Костик.

— Не ревнуй, — поддержала Наташа.

— Нет, я спросил — тебе это не вредно?

— Что?

— Ну вот прыгать. Это не вредно в твоем положении?

Наташа пожала плечами.

Потом они втаскивали пьяного Костика в машину. Веденеев уговаривал шофера:

— Ничего, ничего, шеф, все будет в порядке. Как договаривались…

Поехали. Костик бормотал в полусне, голова его то и дело съезжала на плечо Веденееву. Потом он мирно засопел, окаменев в неловкой позе. Виктор достал бумажник, вытащил несколько купюр, сунул в карман Костику.

Он лег, натянул до подбородка одеяло, лежал неподвижно. Наташа в халатике вышла из ванной, остановилась на пороге спальни.

— Ты уже лег?

Увидев разбросанную по комнате одежду, она молча, с покорным видом стала ее подбирать.

— Кошмар какой-то, — сказала она. — Я думаю, прости меня… лучше б уж тебя посадили… Было б лучше для нас обоих…

— Это да, — отозвался Виктор. Посмотрел на Наташу, усмехнулся: — Ты там не очень-то нагибайся.

— Я не очень, — сказала Наташа.

— И вообще, побереги себя. А то, знаешь, какие случаи… Будем потом слезы лить.

— Да-да, — сказала Наташа.

Он вдруг громко и зло рассмеялся. Она посмотрела на него удивленно.

— Нет, ничего. Вообще, надо показаться врачу. — Он продолжал смеяться, развалясь на тахте. — А то вдруг еще ребенок будет с недостатками. Какой-нибудь симулянт.

— Ты что? — сказала Наташа.

— Ничего. Ложись в другой комнате, а здесь погаси свет.

Она пришла к нему уже под утро. За окном светало.

— Ты меня пустишь или нет? — И легла рядом.

Они молчали. Потом Наташа сказала:

— Хорошо. У тебя есть повод меня ненавидеть… Допустим… Но как же еще, скажи, как еще я могла тебя расшевелить? Ну, я придумала ребенка, это стыдно, я согласна. Но ведь надо же как-то выйти из этого дохлого состояния. Ты что, решил садиться в тюрьму? Ну? Скажи что-нибудь, не молчи!

— Хорошо, — сказал Веденеев.

— Что — хорошо? — И она обняла его. — Я так люблю тебя! Так люблю, дурачок! И это же все из-за тебя!.. Ну что ты лежишь как каменный… Я прошу… Ну обними меня!