Александр Миндадзе - Парад планет

— Но ты-то есть. Ты-то остался. Только твои показания могут что-то объяснить людям, а тебя избавить от этих… камней во дворе!

Ермаков поднялся со скамейки. Губкин продолжал сидеть, ковыряя землю носком ботинка.

— Все, что ли? Или еще будете вызывать? — спросил он обреченно.

— Придется. Это в твоих интересах.

— Понял, — кивнул Губкин.

Ермаков толкнул дверь номера, вошел. Вошел в собственный номер, а увидел двух неизвестных, развалившихся на койках с сигаретами.

— Вам кого? — спросил один из них.

— А вы кто? — ответил Ермаков вопросом на вопрос.

— Мы? Мы здесь живем. Днем заселились.

— Дело в том, что я тоже здесь живу… жил еще утром… А где мои вещи?

В просторном, обставленном новой мебелью кабинете сидела за столом женщина лет сорока; чуть поодаль — мужчина. Еще один мужчина с папкой под мышкой вошел среди разговора. Ермаков был на приеме у местного руководства.

— С местами в гостинице трудно, город у нас небольшой, гостиница пока одна. Вот новую будем закладывать, тогда милости просим. Но, я думаю, проблему мы вашу решим. — Женщина обратилась к сидящему поодаль мужчине, и тот кивнул, это означало, что в гостиницу Ермакова вселят обратно.

— А что, разве вы еще не закруглились с вашими делами? — спросил другой, только что вошедший мужчина. — Мы-то считали, что следствие закончено.

— Нет, — сказал Ермаков.

— Какие-нибудь проблемы? — спросила женщина.

— А как же, всегда проблемы.

— Вы знаете, — произнесла женщина мягко, — мы, не скрою от вас, заинтересованы в том, чтобы ваша работа была завершена в самые сжатые сроки. И если для этого требуется какая-либо помощь…

— А собственно, почему вы меня торопите? — сказал Ермаков.

— Вас никто не торопит. Прошу понять меня правильно, — с осторожностью ответила женщина. — Все, что полагается по закону, пожалуйста, тут никаких возражений. Но поймите нас тоже: город, как я уже сказала, маленький, все и всё на виду, вы в том числе… И ваша деятельность, как бы это выразиться, идет вразрез с общим настроением. Люди взбудоражены, они говорят: кто-то виноват, кого-то будут судить и тому подобное. Зачем нам это сейчас?

Ермаков молчал. Это молчание можно было истолковать и как готовность согласиться, и женщина продолжала с большой настойчивостью:

— Вы поймите: мы устраиваем сейчас дни памяти Тимониных, отца и сына, вы, конечно, в курсе. Есть даже мысль — пригласить пассажиров этого поезда, которых он спас. Сами пассажиры изъявляют такое желание. Представляете, люди сами собирают деньги на памятник, у нас уже есть так называемый пассажирский фонд! И все это не хотелось бы сейчас омрачать или, хуже того, ставить под сомнение, вы поймите правильно… Кстати, видели сегодня областную газету? Вот, пожалуйста, посмотрите. Можете взять с собой.

Ермаков раскрыл газету, прочел:

— «Подвиг машиниста».

— Вот именно, разумеется. Подвиг. В мирное время.

— А вы считаете, нужны подвиги в мирное время?

Наступила пауза. Все трое уставились на него в удивлении. Ермаков продолжал:

— Я-то как раз считаю, что силы общества должны быть направлены на устранение таких условий, когда кто-то, в данном случае прекрасный ваш земляк Тимонин, должен жертвовать своей жизнью, чтобы предотвратить катастрофу.

— Ну это другой вопрос, — сказала женщина.

— Нет, это один и тот же вопрос, — возразил Ермаков. — Надо бы уже научиться дорожить жизнью, своей и чужой. Давно пора. А то сплошные Матросовы, елки-палки! Только не амбразуры закрываем своим телом, а дыры от разгильдяйства…

На этот раз пауза длилась долго.

— Ну-ну, — сказала женщина. — Как-то вы странно рассуждаете.

— Странно? Неужели? В каком смысле?

— Во всех смыслах.

— А это потому, что чин у меня небольшой, терять нечего.

— Что-то ты больно разгулялся, я смотрю! — вмешался мужчина. — Хватит, довольно! Мария Игнатьевна, я считаю, этот разговор надо закончить, товарищ явно забывается.

— Нет, почему же, — сказала женщина. — Товарищ выполняет свой служебный долг. Другое дело, что работа ваша несколько затянулась… елки-палки, — повторила она за Ермаковым. — Вот у вас уже и люди умирают на следствии. Ну что ж, найдем способ решить этот вопрос.

— Пожалуйста, — отвечал Ермаков, — ищите способ.

— Я-то полагала, что мы с вами сможем договориться в этом кабинете…

— Да нет, договориться со мной трудно. Разве что отстранить от исполнения обязанностей, это, наверное, еще можно, если постараться. Но пока вы этого добьетесь, я успею закончить следствие. До свидания.

Все трое, сидевшие по ту сторону стола, молчали. Они пока не знали, как реагировать. Ермаков повернулся и пошел к двери. И, уже взявшись за ручку, напомнил:

— Насчет гостиницы! Не забудьте, пожалуйста!

Своего бывшего соседа он нашел в отдельном номере. Малинин, оторвавшись от бумаг, поднялся из-за стола навстречу.

— Пожалуйста, проходи.

— Как видишь, я еще здесь.

— Да-да.

— Неплохо устроился. И холодильник.

— Можешь выпить минеральной.

— С удовольствием.

Ермаков выпил. Достал из кармана газету, спросил:

— Твоя?

— Моя.

— Что ж ты молчал? Из скромности?

— Да, я скромный.

— Сейчас почитаем.

Он сел в кресло и, развернув газету, начал читать. Потом снова поднял голову:

— И сколько же за такую платят, интересно? Рублей сорок — пятьдесят?

— Да, примерно. Еще минеральной?

Ермаков не ответил, все сидел в кресле, нога на ногу, разглядывая Малинина.

— Я вот не понимаю психологии людей, которые пишут не то, что думают, — проговорил он наконец.

— Вот как.

— Да. Или то, о чем им недосуг подумать. Ну, если б, допустим, тебе угрожала голодная смерть. Или был бы ты стариком несчастным, без вины пострадавшим, пуганым-перепуганым… А то вон в цветущем возрасте, здоровый, обеспеченный… И неглупый.

— А тебе не приходит в голову, — отозвался Малинин, — что такие статьи пишутся из принципиальных соображений? Или из принципиальных соображений работают только следователи? Так вот, дорогой мой! Я не пишу судебных очерков. И не занимаюсь разоблачениями… Хватит разоблачений, хватит жертв! Или ты сумасшедший? Какая тебе нужна правда? Вы же пролили реки крови — и всегда ради какой-то правды… Хватит, хватит. Пусть будет ложь, пусть будет подвиг! Да, да! Подвиг машиниста!

Он помолчал. Отошел к окну, вернулся:

— Этой статьей я горжусь, если хочешь знать. Я написал ее по велению совести, прошу прощения за громкие слова. И я бы, может, еще подумал, писать ее или нет, я ленивый человек, и это не моя тема. Но я встретил тебя… Один великий писатель хорошо сказал, что прокуроров у нас достаточно, а вот защитников!.. Да, я написал не всю правду, это все не так, это ложь, пускай. Зато теперь старуха мать получит пенсию за героя сына, а вдове дадут квартиру… Ради одного этого стоило солгать!.. Объяснил я тебе, нет?