Юрий Нагибин - Александр Благословенный

Река бурлит. Волны с шумом обрушиваются на берег, другого берега не видать, и кажется, что это не река, а бурливое озеро. Люди истомились в ожидании парома, с тоской вглядываясь в волглую муть.

Орет ребенок на руках у молодой женщины, она тщетно пытается заткнуть иссохшим сосцом маленькую орущую пасть.

Монах молится, стоя на коленях в жидкой грязи.

Темная компания дуется в буру засаленными картами.

Два крестьянина с истомленными иконописными лицами ведут меж собой тихий разговор.

— Звонки бубны за горами! — вздыхает один.

— Худо было дома, а все дом родной…

Из глубины берега появились три крепких мужика с веслами: два брата и моложавый отец.

— А ну, голытьба, кто грошами богат? — говорит отец с сильным украинским акцентом. — Мы стружок на тот берег погоним. Вымай полтину с загашника и айда!

— Полтину! — горько вздыхает один из крестьян. — С семьи — три целковых. Это же телушку можно купить.

— Онисим! — звучит чей-то голос. — Айда в струг!

— Не можу, Петро, капитал не дозволяет!

— Вот аспиды! — говорит какая-то баба. — Полтину за перевоз! Да я и вся-то столько не стою.

Офеня, прасол и два богомольца просунулись к перевозчикам.

— Держи! — зло сказал богомолец и сунул деньги старшому. — От храма крадешь.

— Господь с полтины не обедняет, — равнодушно отозвался тот.

Волнуется береговой люд, и все же желающих переправиться на струге не больно много: отпугивает цена.

Высокая худая старуха подошла к перевозчику и сунула ему целковый.

— За меня и вон за ту кормящую, — ткнула костлявым пальцем в сторону матери с орущим младенцем на руках.

Кудлатый мужик с рваными ноздрями, дувшийся в буру, перемигнулся с сообщниками и не спеша поднялся. Двое оглоедов последовали его примеру. Они подошли к высокой старухе: атаман спереди, два других сбоку — и отрезали ее от толпы. Наступая, они оттеснили ее к краю урывистого берега, о который колотились волны.

— Гони мошну! — сказал атаман, и в руке его блеснул нож.

— Побойтесь Бога, добрые люди! — сказала старуха. — Откуда у богомолки мошна?

Острые глаза атамана ощупали лицо женщины, полускрытое платком.

— Ты ряженая! — проговорил он.

Рука его рванулась к горлу старухи и вырвала из-за пазухи золотой крестик.

— Только с жизнью, — сказала та. — Символ веры.

— Устала жить? — Щербатый рот насмешливо оскалился. Он затянул золотую цепочку вокруг дряблого горла. Старуха захрипела. И вдруг атаман выпустил крестик. Два вскрика слились в один, и два тела рухнули на землю. Их сокрушил пришедший на помощь богомолке громадного роста бородатый старец.

Рука атамана поудобнее перехватила нож. Старец отстранил богомолку и шагнул навстречу ножу. Склещились ножевые глазки каторжника с линяло-синими, будто исплаканными очами безоружного старика.

Чудесное превращение совершалось на глазах каторжника: исчезал седобородый старец с изможденным лицом и возникал… блистательный шлемоносный император Александр Благословенный на дымном поле только что завершившейся победно брани.

Император делает шаг вперед и прикрепляет Георгиевский крест к груди израненного, с перевязанной головой молодого солдата.

Нож выпал из руки, атаман опустился на колени, по грязным щекам катились слезы.

Грустно и понимающе глядел на него старик. Как бы прощая и прося об ответном прощении, склонилась перед беглым каторжником — некогда бесстрашным русским солдатом — гордая голова.

Каторжник отполз на коленях, вобрал в свой темный взор высящуюся над ним фигуру, свистнул в три пальца и прянул во тьму.

Александр обернулся: рослая старуха, которую он защитил, стояла рядом. Она опустила платок.

— Елизавета, — сказал Александр и поцеловал увядшее, до слез любимое лицо.

— Вот я и нашла тебя, — сказала женщина. — И ты опять спаситель.

— Бедные люди! — задумчиво произнес Александр.

— Бедные и страшные…

— Это Россия… Сегодня они еще на коленях. Завтра на коленях будем мы.

— И они, — вещим голосом произнесла императрица. Все их царство будет на коленях…

…По дороге шли два высоких старика. Вокруг простиралась весенняя земля в нежном первоцвете.

— Как хорошо! — сказала Елизавета, сдержав шаг и озирая простор.

— Ты опять со мной, — тихим, глубоким голосом произнес Александр. — Может, Господь простил меня?..