Андрей Поздеев - Операция «Артефакт»

Можно долго философствовать на тему «А как бы поступил в данной ситуации я?», но абсолютной правды мы не узнаем никогда. Поскольку нет людей, оценивающих те или иные процессы в жизни общества одинаково. Есть, конечно, вопросы идеологии, которые позволяют навязывать массам свою точку зрения, но это людское зомбирование должно иметь постоянную «подпитку». Потому что как только «подпитка» ослабевает, бывшие зомби моментально выходят из повиновения и начинают всё крушить на своём пути, а это чревато началом очередной революции. Поэтому наш мир постоянно балансирует на грани войны и мира, на грани жестокости и добра, на грани правды и лжи. Ну а истина всегда будет где-то посередине, и у каждого она будет своя.

Пролетали дни и недели, а ко мне больше никто не приходил. День плавно перетекал в ночь, а потом всё начиналось заново. В отличие от арестованных, меня не водили на прогулку, но зато кормили хорошо и регулярно. Другой бы радовался на моём месте, а мне такое заточение было в тягость. Сейчас, когда идёт война, мне как никому другому хотелось находиться не здесь, а на передовой и вносить свою лепту в разгром врага. Но, как говорится: «Мы строим планы, а Бог их корректирует». И с этим ничего нельзя было поделать.

Даже не знаю, какое это было число, но среди белого дня ко мне снова пришёл Эйтингон и приказал одеваться. Он выглядел уставшим и осунувшимся. По нему было видно, что он уже много времени нормально не отдыхал и был на грани физического истощения.

– Архип Захарович, – начал он издалека. – Наши дела на фронте складываются не совсем так, как нам бы хотелось. Наши союзники об открытии второго фронта только говорят, но на самом деле в этом направлении ничего не делают. Весь мир замер в ожидании того, как сложится осенне-зимняя военная кампания. Враг подошёл к Сталинграду, и там сейчас идут ожесточённые бои. От итога этой битвы будет зависеть дальнейшая судьба нашей Родины. Партия и правительство прилагают нечеловеческие усилия по обеспечению нашей армии всем необходимым. При подготовке стратегических планов войсковых операций на данном участке фронта мы не имеем право на ошибку, которая в дальнейшем может отрицательно повлиять на ход ведения войны. Поэтому я бы хотел, чтобы вы сделали «анализ» нескольких планов обороны Сталинграда, подготовленных разными группами Генерального штаба. И указали нам, какой из этих планов следует принять, чтобы одержать победу в этом сражении. Этим вы поможете спасти сотни тысяч жизней солдат и офицеров на фронте, – он выжидающе посмотрел на меня, оценивая, понял ли я весь груз ответственности, который ложится на мои плечи. – Конечно, – продолжил он, – принятие окончательного решения произойдёт в Ставке Верховного Главнокомандующего, но ваше мнение, возможно, будет учтено. Перед тем, как мы приступим к оценке планов операций, вы должны понять, что я не имею права показывать вам карты с нанесёнными на них данными наших частей и соединений, а также направления главных ударов. Я покажу вам эти карты только с обратной стороны, а также закрытые папки с описательными текстами операций. Вот по ним вы и должны будете сделать ваши заключения. Вы поняли условия задания?

– Да, Наум Исаакович, я понял всё, что вы сказали. Однако я никогда до этого момента не делал никаких предсказаний и не знаю, смогу ли я вообще это сделать. Но я попробую.

– Вот и хорошо, – согласился со мной Эйтингон, поднимаясь со своего стула. – Сейчас мы сядем в машину и поедем в Генеральный штаб, это недалеко отсюда. Только я вам напоминаю. Никаких лишних движений. Вся охрана предупреждена, что в случае попытки побега они стреляют без предупреждения. Вы меня поняли?

– Понял! – коротко ответил я.

Через несколько минут мы спустились во внутренний двор, где нас уже ждала большая чёрная легковая машина с плотными занавесками на окнах. Сама дорога заняла не более десяти минут. Когда мы подъехали к парадному подъезду Генштаба, я увидел, что от машины до крыльца выстроилось оцепление из вооружённых солдат, стоящих спиной к проходу. «Да! – подумал я. – Ну и дела. Видно, сильно они меня боятся, коль приняли такие меры предосторожности».

На ступеньках нас поджидал адъютант в чине полковника, который препроводил нас на второй этаж в кабинет своего начальника.

Из-за рабочего стола нам навстречу вышел высокий статный мужчина в звании генерал-полковника. Он подошёл к нам вплотную и хотел уже протянуть мне руку для рукопожатия, но его движение было немедленно прервано резким окриком Эйтингона.

– Товарищ генерал! Я вас предупреждал, никаких телесных контактов с этим человеком!

Генерал смутился, отошёл на несколько шагов назад, по нему было видно, что такая бесцеремонность со стороны Эйтингона ему неприятна.

Эйтингон же, напротив, не обращая никакого внимания на генерала, начал распоряжаться в его кабинете, как у себя дома. Он подвёл меня к стене, на которой висели обратной стороной три карты и, указав на них, сказал:

– Это то, о чём мы с вами недавно говорили. Вы можете подходить к этим картам, можете их трогать, щупать, водить над ними руками и делать другие свои манипуляции, но переворачивать и смотреть на то, что на них изображено, вам запрещается. Приступайте.

Карты висели высоко, поэтому я попросил разрешения воспользоваться одним из стульев, стоящим за большим и длинным столом. Получив разрешение, я поднялся к первой крайней карте, приложил к ней свою ладонь и стал ждать, когда появится тот божественный огонёк озарения, при помощи которого я смогу увидеть грядущее.

Но вот преграда между этим и мистическим миром стала размываться, и я увидел пылающий город, разрывы бомб и «ручейки» трассирующих пуль, реку, полную трупов. Спустя мгновение я уже видел город, заполненный немецкими войсками с висящими на улицах красными полотнищами со свастикой…

Перейдя к следующей карте, я почувствовал лёгкое жжение на подушечках пальцев. У меня создалось впечатление, что температура этой карты значительно отличается от остальных, и дабы убедиться в этом, я поменял руку.

– Что-нибудь не так, Архип Захарович? – участливо спросил меня Эйтингон, но я ему не ответил.

Карта действительно излучала тепло, которое, наверное, никто, кроме меня, в этой комнате не замечал. Я видел горящую Волгу, разрушенный до основания город, рукопашные бои на улицах и дикие лица дерущихся как с одной, так и с другой стороны. Много, много снега в полях и целые горы трупов немецких солдат, лежащих на снежной целине. Радостные лица жителей города и измождённое лицо худого немецкого генерала, подписывающего какой-то документ.

…Третья карта была холодна, она не вызывала у меня никаких эмоций и видений. Она представлялась мне просто висящим куском ткани, который к происходящему не имел никакого отношения.