Андрей Поздеев - Операция «Артефакт»

Однако наряду с «рядовой» работой мне иногда поручали обработку довольно известных личностей.

…Одним из таких моих «пациентов» был генерал – фельдмаршал Фридрих Паулюс.

В 1944 году высшее руководство СССР задумалось о политическом обустройстве послевоенной Европы и стало предпринимать в этом направление определённые шаги. Так, например, одним из направлений идеологической работы с пленными немецкими солдатами и офицерами было искоренение в их сознании идей национал-социализма. Естественно, «обрабатывать» каждого солдата никто не собирался, но идея по созданию организации, на которую будут возложены эти функции, была оправдана. Сталин посчитал, что пленный немецкий солдат быстрее поверит своему генералу, нежели советскому политработнику, и поручил Берии создать «Союз немецких офицеров». После соответствующей обработки в НКВД часть пленных генералов пошла на сотрудничество с органами, и «добровольно» вступила в вышеназванный союз. Однако среди них не было ни одной авторитетной личности, за которой пошёл бы немецкий солдат. Самой подходящей кандидатурой на должность Председателя союза Сталин видел кандидатуру Паулюса, но фельдмаршал в категорической форме отказывался даже разговаривать на эту тему. И вот, исчерпав все свои возможности, чекисты привезли генерала ко мне.

С первого взгляда я понял, что он давно и серьёзно болен, и ему в настоящий момент нет абсолютно никакого дела до какого-то там союза. Ему бы сейчас от боли избавиться да жизнь свою спасти, а не играть в эти идеологические игры.

Вот этим его состоянием я и решил воспользоваться. Через переводчика я сообщил ему, что знаю о его болезни и могу его вылечить. В глазах немца вспыхнул огонёк надежды, и он, приняв меня за доктора, начал обстоятельно рассказывать о симптомах болезни и той невыносимой боли, которую он испытывает. Я сидел напротив него и внимательно слушал. Когда он закончил говорить, я попросил его лечь на кушетку и оголить живот. Даже без прикосновения я видел в желудке три язвы, одна из которой была величиной с пятикопеечную монету. «Да! – подумал я, – если бы тебя, парень, не привезли сегодня ко мне, то менее чем через месяц ты бы лежал на кладбище». Но вслух произнёс:

– Сейчас я прикоснусь к вашему животу, и вы сразу же почувствуете облегчение, затем вы ненадолго заснёте, а когда проснётесь, будете чувствовать себя абсолютно здоровым.

Он посмотрел на меня недоверчивым взглядом, но очередной приступ боли перекосил его лицо, после чего он сказал:

– Делайте, что хотите, только избавьте меня от этой боли…

Оставшись наедине с фельдмаршалом, я в течение двух часов занимался его лечением. Однако его проблема заключались вовсе не в язвах желудка, а в раке прямой кишки, который мне был неподвластен. Используя все свои силы, я затормозил процесс развития опухоли и «подарил» генералу ещё двенадцать лет жизни. После того, как процесс рубцевания завершился, и язвы начали затягиваться, я зомбировал его. Как показали дальнейшие события, Паулюс выполнил абсолютно всё, что хотел от него Сталин.

По мере своих возможностей я продолжал изучать территорию объекта № 26. После той моей февральской демонстрации, когда весь личный состав собрался в караульном помещении, Берия поменял на объекте всю охрану, за исключением Нелли Ивановны. Вместо офицеров из Москвы была набрана новая команда, которую собирали по всей стране. Они прошли специальный отбор в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского на предмет устойчивости к гипнотическому воздействию. Из многочисленных кандидатов отобрали самых устойчивых и надёжных, которым и поручили меня охранять.

Наивные глупцы! Знали бы они, что я давно мог от них уйти, если бы только захотел, но, на их счастье, идти мне было просто некуда. Поэтому создавалась видимая иллюзия, что они меня охраняют, а я делал вид, что не мешаю им этого делать.

В отдельные дни, когда у меня было особенно паршивое настроение, я погружал весь личный состав объекта в гипнотический сон, а затем методично «знакомился» с каждым из них по отдельности. Надо сказать, что в процессе такого «общения» я узнавал много интересного. Например, мне стали известны самые сокровенные тайны этих людей, а также их желания и страхи. Для меня стало большим откровением, что вся охрана боится меня, словно чёрта. Поэтому каждый из них носит нательный крест, читает перед сном молитву и плюёт в мою сторону, если ненароком встретится с моим взглядом. Многим из них служба на объекте претила, и они регулярно писали рапорты о переводе. Были среди них и свои доносчики, которые составляли подробные отчёты о том, что творится в их среде, но самым большим откровением для меня была информация от Нелли Ивановны. Оказывается, между ней и Лаврентием Павловичем в довоенные годы были отношения, которые продолжались в течение пяти лет, но потом по непонятной для неё причине всё резко прекратилось. Однако летом 1942 года Берия снова организовал встречу с ней на конспиративной квартире в Москве. Всё было как всегда, напитки, подарки, музыка и танцы, но что-то целый вечер ей не давало покоя. Она тогда так и не поняла, что это было. Берия был вроде бы рядом, он был приветлив, много шутил, рассказывал анекдоты, но ей почему-то весь вечер казалось, что это был не он, а кто-то другой, чужой. После той встречи отношения между ними более не возобновлялись, а её до сегодняшнего дня мучил вопрос: «Что это было?».

К моему удивлению, я обнаружил, что все разговоры в доме круглосуточно записываются на магнитную плёнку, которая увозится в Москву. Для этого ежедневно в 18 часов вечера на объект приезжал офицер по особым поручениям, который забирал опечатанный саквояж.

Несмотря на то, что война подходила к своему логическому завершению, порядок секретности и степень моего охранения по каким-то причинам не ослабевал, а только усилился.

Вскоре это обстоятельство нашло своё объяснение. Оказалось, что мне всё чаще и чаще стали привозить на «экспертизу» документы, связанные с проектом по созданию советской урановой бомбы. Эти документы всегда привозил лично Берия. После разговора со мной он немедленно уезжал, не оставаясь даже на ужин. Так продолжалось вплоть до начала сентября сорок девятого года…

…Однажды Берия приехал без предупреждения. Он был в приподнятом настроении, улыбался и шутил. Когда Нелли Ивановна собрала на стол ужин, и мы остались наедине, Лаврентий Павлович неожиданно вернулся к делам давно минувших дней.

– Архип Захарович! Я хотел бы вернуться в нашем разговоре к тому случаю, когда ты продемонстрировал мне свои возможности по манипулированию людьми. Я говорю о той твоей демонстрации, когда все офицеры охраны собрались в караульном помещении. Вспомнил?