Ольга Романовская - Маг без диплома

Позабыв о своих ожогах, стиснув зубы, чтобы не скулить от ощущений, вызванных разрастающимися язвочками, Эллина шагнула к двери.

Странное покалывание внутри, которое всего через минуту превратилось в те же пугающие симптомы, что у Брагоньера.

На пороге ее вырвало, прямо под ноги дежурившему у двери солдату.

Боль, тошнота и озноб слились воедино, будто все тело стало раной. Ее будто что-то сдавливало, раздирало изнутри, мешало дышать, а ожоги на руках заставляли скулить.

Все, о чем сейчас мечтала Эллина, – это потерять сознание, уйти сразу, чтобы все закончилось, а не умирать этой долгой мучительной смертью. Той же, что Брагоньер за ее спиной.

Дышать было нечем, терпеть боль – невозможно, но боги не желали над ней сжалиться.

Скрючившись в три погибели, лежа на полу, перепачкав лицо содержимым расчесанных язвочек на руках, гоэта, словно в тумане, наблюдала за поднявшейся суматохой.

Резь в желудке усиливалась.

Около головы образовалась лужица из слюны, которая все текла и текла, будто у бешеной собаки.

Тошнота накрывала ее с периодичностью в несколько минут – блаженного времени затишья, когда Эллину немного отпускало.

Рвать было уже нечем, но ее рвало.

Гоэта старалась не испачкаться в собственной блевотине, но яд сковывал члены, ограничивая движения.

Ее подхватили на руки, обтерли, спросили, что она съела или выпила.

– Бальзам и письмо, – прошептала Эллина, пугаясь тому, с какой скоростью немеют губы и рот.

Судебный маг опустил ее на постель и насильно влил в рот какую-то горькую жидкость. Гоэту тут же вырвало в подставленный бледной служанкой таз.

Ту же жидкость против ее воли заставили проглотить раз десять, затем волшебник закатал ей рукав, аккуратно проткнул кожу на месте локтевого сгиба, вставил туда какую-то трубочку и ритмичными нажатиями пальцев ввел в кровь соломенную жидкость. Перевязав поврежденное место, он занялся ожогами на ладонях и крикнул кому-то за своей спиной:

– Смешайте одну часть танина, две части древесного угля, одну часть жженого магнезита и скорее дайте сюда. И снотворного ей принесите!

Вышеупомянутой смесью Эллину поили до тех пор, пока желудок ее не принял.

Гоэту пробил обильный пот. Маг сказал, что это хорошо, дал ей сначала приготовленное его боевой коллегой Норой противоядие (влил как в рот, так и опять через трубочку непосредственно в кровь), затем снотворное и ушел, оставив Эллину в кромешной темноте.

Боль немного притупилась, и измученное сознание погрузило ее то ли в сон, то ли в небытие.

Брагоньеру было намного хуже: его хоть и тошнило, но не рвало, а доза полученного яда и время его воздействия превышали те, что выпали на долю Эллины.

Он пребывал в сознании, но говорить не мог, с мысленной циничной усмешкой констатируя, что члены постепенно тяжелеют и немеют, а сердечный ритм стремительно замедляется.

Рядом колдовали сразу несколько магов, среди которых были и присланные ректором: специальные артефакты гарантировали немедленную экстренную связь с Университетом и мгновенное перемещение волшебников-целителей.

Обычные средства не помогали, приходилось прибегать к магии, тщательно, каплю за каплей, выдавливая яд из организма. Вывести его, однако, можно было только естественным способом.

Брагоньера поили раствором рвотного камня и мочегонными средствами и добились-таки успеха. Тело умирающего сотрясали судороги тошноты. Они непрерывно длились около часа, вызывая вымученную улыбку надежды у врачевателей.

Пока один маг стимулировал сердцебиение, другой вводил в вены концентрированный раствор противоядия. Нужно было, чтобы сердце разнесло его по всему организму, а при нынешних сорока ударах в минуту это невозможно. К сожалению, восстановить нормальную работу органа никто из врачевателей, даже дипломированный волшебник, не мог, вся надежда на противоядие.

Мэтр Олиох был мастером своего дела и очень быстро по характерным симптомам определил яд. Его предположения подтвердил помощник, в походных условиях проведший анализ содержимого бутылки.

Аконит – самое страшное из того, что возможно. Практически неизбежный летальный исход в течение двух часов. Традиционное лечение бесполезно, промывка желудка, увы, тоже не спасет, да и противоядие – не панацея. Если концентрация яда в крови велика (а его нужно совсем немного), а со времени отравления до первой помощи прошло больше пятнадцати минут, ничего не спасет.

– Он выживет? – дрожащим голосом, заглянув в комнату, поинтересовался комендант.

За его спиной сгрудились сотрудники Урцхенского следственного управления, прекрасно понимая, чем им грозит смерть инквизитора. Понимал это и городской глава, не поленившийся покинуть тепло родного очага и устроить разнос местным стражам правопорядка. Его голос гремел во дворе.

– Все в руках божественных брата и сестры, – вздохнул мэтр Олиох, положив ладонь на лоб соэра. – Мы сделали и сделаем все возможное. К сожалению, аконит – почти совершенный яд. Но у соэра хороший иммунитет, отличное здоровье, и, насколько я понимаю, он приучал себя к ядам. Если бы не это, он был бы уже мертв.

– Значит, он выживет? – воспрянул духом комендант.

– Пятьдесят на пятьдесят. Я бы ставил на смерть.

Прошел час, другой, а маги все еще толпились у постели Брагоньера. Ему не становилось лучше, но и сердце все еще, хоть и с перебоями, продолжало биться. Правда, стало перемежаться сознание, что сделало невозможным вызов рвоты.

Уже после полуночи, залпом выпив полбокала коньяка, мэтр Олиох сказал собравшимся:

– Все, ничего больше сделать нельзя. Идемте спать, господа, совместным бдением у постели мы ему ничем не поможем. Пусть служанка перестелет под ним постель.

– А, может, стоит оставить дежурного? – подал голос один из судебных магов.

– Оставим. Вас. В четыре часа утра вас сменит Уолес. В случае агонии немедленно разбудите. Для успокоения совести. Положа руку на сердце, смерть сильнее любого из нас. Если противоядие не подействует, поможет только некромант. Так что, советую скорее его найти. А теперь скажите, что с той девушкой?

– Ей намного лучше, чем соэру. Она пришла в сознание, спит.

Эллина проспала весь следующий день. Пробуждение принесло с собой ломоту во всем теле и знакомую резь в желудке. Ее снова тошнило, пусть и не так сильно, к вечеру даже отпустило, и гоэта смогла выпить питательный отвар. Его состав был ей знаком: такой прописывали всем тяжелобольным.

Нормальную пищу в виде бульона ее организм согласился принять не скоро, превратив и без того исхудавшую гоэту в скелет, обтянутый кожей. Есть много не получалось – после пяти ложек ее начинало тошнить.