Варвара Шихарева - Чертополох. Излом

Девушка согласно кивнула, и Дейлок вышел из её комнаты – впереди его ждало ещё множество дел…

Свадьба осталась в памяти Олдера как душное, скучное и до невозможности затянутое действо. Причём касалось это не столько венчания в храме Малики – неизменный уже века ритуал не был для Остена ни слишком долгим, ни чрезмерно утомительным, – сколько последующего за ним пира. По правилам, в день венчания Олдер увидел свою нареченную лишь подле входа в святилище Малики. Уже изнемогающая под весом венчального убора и усыпанных драгоценными камнями одежд, Ириалана опёрлась о его руку, и Остен, ведя невесту к алтарю, успел лишь шепнуть ей несколько ободряющих слов.

Ириалана ответила Олдеру уже хорошо знакомой улыбкой и вроде бы даже хотела что-то сказать в ответ, но появившаяся у алтаря жрица сразу же положила конец любым излияниям, начав стародавний обряд…

Душный полумрак, рассекаемый косыми солнечными лучами, бьющими из узких, украшенных цветными витражами окон; яркие блики на бронзе храмовых изваяний и золотой вышивке гостей и родственников новобрачных; тяжёлый запах благовоний, которыми, казалось, пропитались сами стены старого святилища Милостивой… Хорошо поставленный, распевный речитатив жрицы, лишь изредка прерываемый клятвами жениха и невесты…

Венчание прошло без единой заминки – ни разу не дрогнул голос жрицы, не потухли, суля дурное, свечи. Стоящие перед алтарём молодые, давая клятвы, ни разу даже на мгновение не замешкались с ответом… Тем не менее уже под конец обряда Олдер, склонившись к невесте с положенным обычаем поцелуем, заметил, что дыхание Ири стало прерывистым и неровным, а на её лбу выступила испарина. Ириалана была близка к обмороку, и винить в этом следовало не только свойственное невестам волнение и летнюю духоту, но и тщеславие её отца. Дейлок, решив ещё раз показать всему Милесту богатство Миртенов, превратил свадебный наряд дочери в настоящий доспех из золотого шитья и камней…

– Осталось совсем чуть-чуть… – вновь шепнул Олдер Ириалане, и та ответила ему лёгким кивком головы и улыбкой, вот только улыбка эта казалась совсем вымученной… По окончании же обряда Ири и вовсе вцепилась в руку своего мужа с отчаянием утопающего. Олдер взглянул на белые, унизанные кольцами пальцы Ири, сжавшие рукав его тёмно-вишнёвой куртки, перевёл взгляд на лицо девушки… И, подняв её на руки, решительно направился к выходу из храма. Ири вздрогнула от неожиданности, но уже в следующую минуту прижалась к груди мужа, а вот среди присутствующих на венчании гостей немедля разнёсся шепоток, который с каждым мгновением становился всё громче.

В Амэне обычай переносить молодую жену через порог храма на руках сохранился лишь в дальних провинциях да землях, ещё недавно принадлежащих Лакону, Крейгу или Триполему, так что поступок Олдера, хоть он и не был прямым нарушением традиций, всё равно сочли дерзким… Но Остен со своею бесценной ношей шёл сквозь людскую толпу уверенной, чёткой поступью воина и не обращал внимания ни на удивлённые возгласы, ни на возмущённый шёпот…

Так он перешагнул порог храма, спустился по широкой лестнице, остановившись у пышных носилок с плотными занавесками. Короткий миг близости миновал, и теперь молодым вновь предстояло разлучиться – на свадебный пир они должны были прибыть порознь. Передав Ири под опеку немедля начавших хлопотать вокруг неё подружек и служанок, Олдер, дождавшись Дорина, вскочил на коня, сбруя которого по такому случаю была украшена цветами, и ещё через несколько мгновений свадебный поезд двинулся по мощеным улицам амэнской столицы под крики собравшихся поглазеть на зрелище зевак…

Свадебный пир состоялся в доме Дорина – он как глава рода собирался показать Дейлоку и всем гостям, что Остены тоже не лыком шиты, так что будущее гуляние грозило растянуться до глубокой ночи… Но Олдер даже представить не мог, насколько утомительным будет это действо – служба в войсках Владыки помогала ему избегать большинства таких вот без сомнения значимых для благородных семейств церемоний…

Хотя молодые и сидели во главе длинного, ломящегося от разнообразных кушаний стола, ни много есть, ни пить, ни даже говорить им не полагалось. Эдакие два истукана, большие игрушки на хитрых нитях, обязанные двигаться лишь в соответствии с многочисленными традициями, которых за прошедшие века в Амэне скопилось больше, чем надо… За безукоризненностью исполнения обрядов и поведением молодых следили гости, которые как раз могли не отказывать себе ни в еде, ни в выпивке, ни в здравицах и скабрезных шутках по поводу первой брачной ночи – настолько откровенных, что их бы устыдились даже в казармах «Карающих»…

Начиналось все, правда, чинно и церемонно – пока подавались блюда, пока Дорин и Миртен как главы родов произносили длинные и витиеватые речи, гости смотрелись не меньшими статуями, чем жених с невестой. Особенно надменными выглядели Остены: сидящие со стороны жениха родственники, все как один смуглые, темноволосые, с воинской повадкой в скупых, выверенных движениях, мужчины древнего рода казались коршунами, незнамо как залетевшими на пестреющий красками птичий двор. Устроившиеся между ними жены и дочери, напротив, мнились хрупкими цветами…

Олдер еще раз взглянул на родню и с внезапной ясностью понял, к чему приведет неизменно отдаваемая Остенами кровавая дань Мечнику. Водитель Ратей по-прежнему пополнял свое пламенное воинство душами сгинувших в сечах ратников, и прошлый год унес жизнь троих Остенов. Молодых, еще не успевших обзавестись семьями «Доблестных». Если так пойдет и дальше, то лет через семьдесят от благородного, многочисленного и сильного рода ничего не останется. Даже если жёны Остенов начнут рожать мальчиков каждый год, непрекращающиеся войны поглотят их, испепелят, как огонь – сухую траву. То, что возвысило Остенов, их же и уничтожит!..

Это была крамольная, недопустимая мысль, и Олдер, тряхнув головой, немедля отогнал ее от себя. Так же, как и горькое, свойственное скорее Чующему, чем колдуну, прозрение… В Аркос его – на самое дно! В конце концов, он не на похоронах, а на собственной свадьбе!.. Разве нет?..

Дорин наконец-то закончил свою речь, и слуги поставили перед молодыми небольшое блюдо с жареным голубем. Символ счастливой супружеской жизни обладал не только золотистой ароматной корочкой, но и вызолоченным клювом, а в глазницы птицы были вставлены крупные жемчужины. Олдер, глядя на такое диво, тихо хмыкнул, а потом взялся за нож. Разделал птицу и, не колеблясь ни минуты, положил большую долю на тарелку Ири. Голубь был единственным мясом, которое могли вкусить молодые во время пира…