Брендон Сандерсон - Пепел и сталь

«Если такие места вообще существуют…»

Вин уже начала понимать, что не только станции гашения принуждают скаа к покорности. Их приучали к этому, угнетая тысячу лет, поручители, непрерывная работа на полях и фабриках… Именно поэтому бунты скаа всегда были такими робкими. Люди знали или думали, что знают: невозможно сражаться с Последней империей.

Да и сама Вин так считала, несмотря на то что принадлежала к «свободным» ворам. Ей понадобилось столкнуться с безумным Кельсером, чтобы изменить точку зрения. Неудивительно, что Кельсер потому и поставил перед командой почти недостижимую цель, – он понимал: лишь сумасшедший вызов империи заставит людей осознать, что они могут сопротивляться.

Призрак посмотрел на нее. Он все еще чувствовал себя неловко в присутствии Вин.

– Призрак, – сказала она, – ты ведь знаешь, что Эленд отказался поддерживать наши отношения?

Призрак кивнул и слегка насторожился.

– Но я все равно люблю его, – с сожалением продолжала Вин. – Мне очень жаль, Призрак. Но это правда.

Призрак опустил голову.

– Ты не виноват, – вздохнула Вин. – Верно, это не твоя вина, ты хороший, но… Просто так случается в жизни. Мы не знаем, кого полюбим. И притом, поверь, есть люди, которых я, например, никогда не смогла бы полюбить. Они этого не заслуживают.

Призрак кивнул:

– Да, понимаю.

– Могу я оставить у себя твой платок?

Призрак пожал плечами.

– Спасибо, – искренне сказала Вин. – Для меня это много значит.

Призрак уставился в туман:

– Я же не дурак. Я знал: такого типа и быть не могло. Я ведь многое вижу, Вин. Очень многое.

Вин осторожно положила руку ему на плечо.

«Я многое вижу…»

Весьма уместное замечание для ищейки.

– Ты давно стал алломантом? – спросила она.

– Я в пять лет пробудился. Почти и не помню.

– И с тех пор постоянно тренируешься?

– В общем, да. Оно для меня как бы полезно. Я могу видеть, и слышать, и чувствовать.

– Можешь научить меня чему-нибудь? – с надеждой спросила Вин.

Призрак, сидевший на краю крыши, призадумался.

– Олово такая штука… тут типа не то главное, что видишь. Тут не видеть надо.

Вин нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда жжешь, – пояснил Призрак, – все же на тебя валится. Просто куча. Тут, там, все мешает. Хочешь сильно глядеть, так не бери в голову.

«Ну да… если хочешь быть хорошей ищейкой, – перевела для себя Вин, – научись отсекать все лишнее. Дело не в том, что ты видишь, а в том, на что ты не обращаешь внимания».

– Интересно, – задумчиво пробормотала она.

– Да, – согласился Призрак. – Когда глядишь, тут тебе и туман, и дома, и дерево чувствуешь, и крыс внизу слышишь. Выбери одно и не гляди на другое.

– Хороший совет, – решила Вин.

Тут за их спинами раздался резкий стук. Оба быстро обернулись, а опустившийся на крышу Кельсер хмыкнул и направился к ним.

– Нужно выработать условный сигнал – предупреждать людей о нашем приближении. Каждый раз, когда я навещаю один из постов, я боюсь, что наблюдатель свалится с крыши.

Вин встала и стряхнула с одежды пепел. Она была в плаще рожденного туманом, рубахе и свободных брюках. Уже много дней она не надевала платья. То есть надевала только тогда, когда находилась в особняке Рену. Но Кельсер так боялся наемных убийц, что не позволял ей оставаться там надолго.

«По крайней мере, мы купили молчание леди Клисс», – подумала Вин, которую не на шутку разозлила цена этого молчания.

– Что, пора? – спросила она.

Кельсер кивнул:

– Почти. Просто я хочу кое-куда заглянуть по дороге.

– Понятно.

Их вторую встречу Марш назначил в месте, где намеревался проводить разведку для братства. Это была отличная возможность встретиться, потому что Марш якобы искал в окрестностях признаки алломантической активности. С ним почти постоянно ходил гасильщик, однако около полуночи Маршу на час предстояло остаться одному. Этого времени не хватило бы, чтобы уйти и вернуться, но его было более чем достаточно, чтобы ему могли нанести короткий визит два опытных рожденных туманом.

Наскоро попрощавшись с Призраком, они умчались в темноту. Однако скоро спустились на улицу, потому что Кельсер решил поберечь силы.

«Странно, – подумала Вин, вспомнив свою первую ночную тренировку с Кельсером. – Пустые улицы больше не кажутся мне зловещими».

Камни мостовой стали скользкими от капель тумана, улица исчезала в белесых клубах. Было темно, тихо и пустынно. Даже война не слишком изменила столицу. Отряды солдат быстро подступали к вражеским Домам и наносили удар, стараясь пробить оборону, но не бродили так просто по улицам.

В ночном городе не было людей, но Вин чувствовала себя отлично, ведь рядом с ней всегда находился туман.

– Вин, – на ходу сказал Кельсер, – я хочу поблагодарить тебя.

Она обернулась, окинув взглядом величественную фигуру рожденного туманом.

– Поблагодарить меня? За что?

– За то, что ты сказала о Мэйр. Я много думал о том дне… о ней. Я не знаю, все ли объясняет твоя способность видеть сквозь медную завесу, но… если у меня есть выбор, я предпочту верить, что Мэйр не предавала меня.

Вин кивнула, улыбнувшись. Кельсер грустно покачал головой:

– Глупо звучит. Как будто… все эти годы я только и ждал возможности обмануть себя.

– Не знаю, – осторожно сказала Вин. – Может, раньше я и сочла бы тебя дураком, но… много слов, Кельсер. Осознанный самообман? Просто заткни голос, что твердит тебе о предательстве, и надейся, что друзья не причинят новой боли.

Кельсер хмыкнул:

– А ты не слишком-то стремишься меня утешить.

Вин пожала плечами:

– Я просто хочу донести до тебя мысль. Доверие и недоверие – одно и то же, только с разных сторон. И я понимаю, почему люди, которым приходится выбирать, предпочитают доверие.

– Но не ты сама? – спросил Кельсер.

– Не знаю.

Кельсер немного помолчал.

– Этот… твой Эленд. Может, он просто хотел тебя отпугнуть, чтобы ты уехала из столицы? Вел себя так ради тебя самой?

– Не исключено, – согласилась Вин. – Но он и сам изменился… совсем по-другому смотрел на меня. Он знал, что я ему лгала, но вряд ли понял, что я скаа. Он, скорее всего, решил, что я шпионю в пользу какого-то из Великих Домов. Но в любом случае он, похоже, искренне хотел отделаться от меня.

– Может, тебе так кажется, потому что ты уже убедила себя, будто не нужна ему?

– Я… – Вин замолчала, глядя на скользкую, заметенную пеплом мостовую. – Я не знаю, – сказала она наконец. – И это, кстати, твоя вина. Раньше я всегда понимала, что происходит вокруг меня. А теперь все запуталось.

– Это мы сами все запутали, – с улыбкой сказал Кельсер.

– Только непохоже, что тебя это беспокоит.

– Нет, – согласился Кельсер. – Ничуть не беспокоит. Мы пришли.