Питер Бретт - Меченый

– Так зачем искать смерти?

– Лучше прожить пару лет на свободе, чем долгие годы в темнице.

– Арлен, Милн не темница.

– Темница! Мы лжем себе, что это весь мир, – он намного больше. Мы говорим себе, что за стенами нет ничего интересного, но это не так. Как по-твоему, почему Раген до сих пор скитается по дорогам? Денег у него столько, что за всю жизнь не потратить.

– Раген служит герцогу. Он должен выполнять свою работу, потому что его некем заменить.

Арлен фыркнул:

– Есть и другие вестники, Элисса, а герцога Раген чтит не больше таракана. Он странствует не из-за преданности герцогу и не ради почета. Он странствует, потому что знает правду.

– Какую правду?

– Что мир за стенами больше, чем мир внутри стен.

– Арлен, я беременна. Что же, Раген и это найдет за стенами?

Арлен замолчал.

– Поздравляю, – наконец произнес он. – Я знаю, как ты об этом мечтала.

– Больше тебе нечего сказать?

– Полагаю, ты захочешь, чтобы Раген ушел на покой. Отец не должен рисковать жизнью.

– Арлен, есть и другие способы бороться с демонами. Каждое рождение – победа над ними.

– Ты говоришь совсем как мой отец.

Глаза Элиссы широко распахнулись. Сколько она знала Арлена, он никогда не говорил о родителях.

– Похоже, он был мудрым человеком, – тихо произнесла она.

Элисса сразу поняла, что не следовало этого говорить. Лицо Арлена исказилось, превратилось в пугающую маску.

– Он не был мудрым! – Арлен сбросил на пол стакан с кистями, и тот раскололся, забрызгав все вокруг чернильными кляксами. – Он был трусом! Он дал моей матери умереть! Дал ей умереть…

Арлен мучительно сморщился и пошатнулся, сжимая кулаки. Элисса бросилась к нему, не зная, что сказать или сделать. Она знала лишь, что хочет его поддержать.

– Он позволил ей умереть, потому что боялся ночи, – прошептал Арлен.

Элисса обвила его руками. Он вырывался и плакал, но она крепко держала его. Она долго обнимала его, гладила по волосам. Наконец прошептала:

– Арлен, идем домой.

Последний год обучения Арлен жил у Рагена и Элиссы, но их отношения изменились. Он стал сам себе господин, и даже Элисса больше не пыталась навязывать ему свою волю. К ее удивлению, это только сблизило их еще больше. Арлен окружил ее заботой по мере того, как рос ее живот. Они с Рагеном планировали свои поездки так, что Элисса никогда не оставалась одна.

Кроме того, Арлен проводил много времени с травницей – акушеркой Элиссы. Раген считал, что вестник должен разбираться в знахарстве. Арлен искал за стенами города растения и корешки для травницы, а та в ответ обучала его секретам своего ремесла.

Все эти месяцы Раген не уезжал далеко от Милна, а когда родилась его дочь Марья, навсегда оставил ремесло вестника. Они с Кобом всю ночь пили и провозглашали тосты.

Арлен сидел вместе с ними, но смотрел в кубок, будучи погружен в раздумья.

– Пора строить планы, – сказала Мери однажды вечером, когда Арлен провожал ее до отцовского дома.

– Планы?

– Я о свадьбе, дурачок, – рассмеялась Мери. – Отец ни за что не отдал бы меня подмастерью, но охотно выдаст замуж за метчика.

– Вестника, – поправил Арлен.

Мери уставилась на него:

– Арлен, пора завязывать с путешествиями. Скоро ты станешь отцом.

– При чем тут это? У многих вестников есть дети.

– Я не выйду замуж за вестника, – холодно сказала Мери. – Ты это знаешь. Ты всегда это знал.

– А ты всегда знала, что я стану вестником, и все же оставалась со мной.

– Я думала, ты изменишься, забудешь эти глупости, будто ты в клетке и должен рисковать жизнью, чтобы вырваться на свободу. Я думала, ты любишь меня!

– Я и люблю.

– Но недостаточно, чтобы забыть об этом.

Арлен молчал.

– Как ты можешь любить меня и все равно так поступать?

– Раген любит Элиссу. Любовь не помеха свободе.

– Элиссе ненавистно ремесло Рагена, – возразила Мери. – Ты сам это говорил.

– И все же они женаты пятнадцать лет.

– Значит, вот на что ты меня обрекаешь? Не спать по ночам и гадать, вернешься ли ты? Жив ли ты, не нашел ли себе распутницу в чужом городе?

– Этому не бывать, – заверил Арлен.

– Вот именно, не бывать. – Слезы заструились по щекам Мери. – Я этого не допущу. Между нами все кончено.

– Мери, не надо!

Арлен потянулся к ней, но девушка отстранилась:

– Нам не о чем больше говорить!

Она развернулась и убежала домой к отцу.

Арлен долго провожал ее взглядом. Тени удлинились, солнце скрылось за горизонтом, а он все стоял и смотрел, даже после вечернего звона. Потом Арлен зашаркал по булыжной мостовой, жалея, что подземники не могут подняться сквозь обработанный камень и сожрать его.

– Арлен! Создатель, как ты здесь очутился? – Элисса бросилась к нему, когда он вошел в особняк. – Солнце давно село! Мы думали, ты остался у Коба!

– Мне просто надо было подумать, – пробормотал Арлен.

– На улице, в темноте?

Арлен пожал плечами:

– Город защищен метками. Подземников поблизости не было.

Элисса открыла рот, но заметила выражение лица Арлена и проглотила упрек.

– Арлен, что случилось? – мягко спросила она.

– Я сказал Мери то же, что и тебе, – горько усмехнулся тот. – Она восприняла это не так смиренно.

– Не припомню, чтобы я восприняла это смиренно.

– Тогда ты понимаешь, о чем я.

Арлен поднялся в свою комнату и распахнул окно. Юноша долго дышал холодным ночным воздухом и глядел в темноту.

Утром он навестил цехового мастера Малькума.

Перед рассветом Марья заплакала, но Элисса испытала облегчение, а не раздражение. Маленькие дети порой умирают во сне, и по ночам Элисса терзалась тревогой за дочку.

Женщина села на кровати, сунула ноги в тапочки и обнажила грудь. Марья больно впилась в сосок, но это был добрый знак. Только крепкое дитя сосет так жадно.

– Кушай, деточка, – проворковала Элисса, – набирайся сил.

Она ходила по комнате, пока малышка насыщалась. Ей не хотелось расставаться с дочерью ни на миг. Раген спокойно посапывал в постели. Он оставил ремесло вестника всего несколько недель назад, но кошмары теперь беспокоили его намного реже, а Элисса и Марья не давали скучать, чтобы дорога не позвала его вновь. Наконец Марья отпустила сосок, сыто отрыгнула и задремала. Элисса поцеловала ее, уложила обратно в колыбель и подошла к двери. Маргрит, как обычно, ждала у порога.

– Доброе утро, мать Элисса, – поздоровалась служанка.

Элисса радовалась каждый раз, когда Маргрит с искренней любовью величала ее «матерью». Прежде она была неровня своей служанке в том отношении, которое в Милне ставилось превыше всего.

– Услыхала, как плачет наша крошка, – пояснила Маргрит. – Крепкое дитя.