Артем Лунин - Кровь леса

– Ты умеешь писать?! – изумилась Нанджи.

– Что за идиотский вопрос? Разумеется, я умею писать.

– Странно. Нелюди обычно… – Нанджи замолчала. – Да. Твое лицо… ожоги. Везде. Больше всего пострадал подбородок и губы…

– Фильтры шлема пропустили жар. А через подбородок проходил край маски, и щель выжглась на лице, – понял я.

– …Если самки твоей породы… если нелюдские женщины раньше считали тебя привлекательным, то теперь тебе придется постараться, чтобы найти подругу…

– Женщины, что руководствуются внешностью, – это именно что самки человеческой породы, – буркнул я, запутавшись в ее словах. «Нелюди» и означало «звери», и к тем и другим применялись особые слова и выражения, касающиеся биологии. Однако, ксенофобия здесь пышным цветом… – Да плевать на морду лица, настоящий мужчина должен быть чуть красивше обезьяны. Главное – глаза. Что с ними?

– Я не знаю, – сказала Нанджи. – Правда, не знаю, Серый. Извини.

И вдруг она заплакала. Я схватил девушку за руку, она дернулась и вырвалась, бросилась прочь. Я окликнул, попытался встать – и завалился, ругаясь от бессилия.

Нанджи вернулась и помогла. Потом мы не говорили об этом.

На седьмой день я смог несколько раз встать самостоятельно. Подвиг был награжден вручением одежды – Нанджи каким-то образом разделила свой плащ и предоставила отрез мне, сочинив что-то вроде тоги. Живая ткань, всегда теплая на ощупь, словно собранная из лохматых лоскутков, могла запоминать форму, создавала в любом месте застежки-липучки, завязочки. Команды одежде отдавались мысленно.

Помнится, во время математики я сказал себе «хочу», вот и сбылось. До чего странно таскать на себе нечто живое… и требующее кушать!..

Нан утешила, что плащ ест лишь листву и, собственно, человеческий пот, лишь в крайних случаях требуя кусочка мяса. Биотехнология, как в броне и оружии «нелюдей», или же волшебство?

Я ходил, опираясь на плечо Нанджи, на палку, устраивая десятиминутные перерывы между шагами. Но ходил!

А утром девятого дня я понял, что различаю свет и тени.

Имп сказал, что это именно мои глаза, а не сенсоры, которые он до сих пор отращивал. Я едва не чокнулся от восторга, хохотал и плакал, я говорил Нанджи, что она лучшая сиделка в мире, и признавался ей в любви.

Она была рада за меня и счастлива моим счастьем, я это почувствовал и вовсе потерял голову. Улучив момент, я сцапал девушку и принялся ее кружить, в босую пятку немедленно впилась колючка, и «вальс» закончился на втором обороте столкновением с кустарником. Нан держала меня и смеялась мне в ухо, а я подпрыгивал на одной ноге, чувствовал горячее девичье тело через жесткую листву ее одежды и понимал – я живой, все будет нормально, хоть и не сразу.

Нанджи, должно быть, что-то почуяла. Вдруг перестала смеяться, сдавленно ойкнула и вырвалась, мимоходом дав мне по мордасам, – отчего я свалился, снова ойкнула и заметалась, не зная, поднимать ли меня или убечь подальше. Я полежал, сотрясаясь от смеха и сияя в небеса безумной улыбкой, потом вытер слезы и принялся нащупывать колючку в пятке.

– Не смей больше такое выкинуть!.. – сказала Нанджи, я чувствовал ее потрясение – еще бы, к ней прикоснулся грязный нелюдь!.. Как будто улучшение моего состояния отменяло то, что она поила меня из губ в губы и спала в обнимку.

– То-было-лечение!.. – раздельно прорычала она.

– Ладно-ладно, извини… – тут я почувствовал неладное, – а разве я что-то говорил вслух?

– Ты что, опять залез мне в голову? – спросила Нанджи нехорошим тоном.

– Чего? Это ты мои мысли подслушала!..

– Ничего подобного! Нужны мне твои мысли!..

– Видимо, все же нужны, если ты их читаешь.

– Это ты слишком громко кричишь !..

– И буду кричать !.. – Я снова вытащил наверх свою сумасшедшую радость, ликование. Нан попятилась, неуверенно, споткнулась и упала. Сила моих эмоций опьянила ее.

– Нет, прекрати это, перестань!..

– А почему бы тебе самой не закрыться?

Я ощутил ее удивление, что ей такое простое решение не пришло в голову.

– Да, действительно, почему бы мне не закрыться? – задумчиво спросила Нан и попыталась. – Ой.

– Что?

– А я не могу.

– Почему?

– Не знаю…

– Что мы теперь будем делать? – спросила Нан за ужином.

Я задумался, мимоходом отметив это «мы». Ковылять потихонечку уже могу. И даже видеть при этом, куда ковыляю. Имплант окончательно отрастил сенсоры, они располагались на скулах под глазами, в складках шрамов, на веках в морщинах и видели движение и тепло. Насколько я понял, имп каким-то образом модифицировал обычные тепловые рецепторы.

Так что теперь можно и прогуляться.

– Ну, давай для начала навестим полянку нашего впечатляющего романтического знакомства?

– Я не хочу… – сжалась девушка. В ее сознании замелькали смутные угрожающие картины – голоса людей, смех… и кровь, огонь.

Она так и не смогла понять, почему вдруг оказалась неспособна оградиться от меня тао , – этим словом лесные жители обозначали феномен телепатии. Сегодня весь день мы перехватывали эмоции и мысли друг друга.

– Надо. Там можно подобрать оружие, разные полезные вещи. Ну, хочешь, я один схожу…

– С ума сошел?! Ты по дороге развалишься. Я с тобой!..

Ночью мне, кажется, снились ее сны. Нан утром была недовольна, надута, бросала подозрительные взгляды. Позавтракав, мы отправились в путь.

Мы шли по лесу, держась за руки. Взглянуть со стороны – влюбленные, гуляющие в парке. Нанджи молчала, время от времени отрывистым шепотом или мысленным прикосновением говорила мне, куда поставить ногу, предупреждала о препятствиях. Это было нелишне. Даже если под ногами не раскиданы ржавые консервные банки и битое стекло, ходить по лесу босиком удовольствие невеликое.

Кстати, девушка считала иначе. Обувь у ее народа была не в ходу.

Иногда там, сверху, солнце выглядывало из-за туч, и туманный мир в моих глазах чуть прояснялся. Мне казалось, я уже различаю стволы деревьев, световые пятна временами обретали смутно знакомые очертания. Имплант помогал ориентироваться, он уже восстановил свои связи со зрительным каналом и теперь достраивал картинку компьютерной реконструкцией.

Когда солнце освещало лес, лес пах сильнее. Я удивлялся, как не различал раньше эти запахи. Светлый запах листьев, пряные травы, сырой мох… моя собственная вонь, запах ран, сукровицы и гноя, запах болезни, подживающих ожогов, горечь сока трав, которым они намазаны… Нанджи, под усталостью, потом и грязью очень чистый и свежий аромат тела девушки, как я не чуял его раньше?..

И – звуки! Шорох листвы, наши шаги, далекая перекличка птиц, насекомое прогудело мимо, а вон там топчется…

Нан тоже ощутила и остановилась, мысленно предложив мне помолчать. Где-то рядом шел зверь, невидим в листве, бесшумен – но не для слепого и не для жительницы Леса.