Зимон Хейдес - Заклинатели теней

– Раз все в сборе, давайте начнем, – заговорил Эдвин и другие его поддержали нестройным гулом. – Мерсер принес брошюру «Закона о трех семечках», самую последнюю редакцию.

– И что там? Нас всех выселяют на безлюдные пустоши? – саркастично заметил один из вампиров.

– Ограничили число наших в парламенте, отдали храмовые земли градоправителю – этого мало? Император совсем из ума выжил, раз допускает такой бардак!

– В Ватеронузе остался только один Зал Осколков, – поддержал Оуэн. – Во всей огромной столице.

– У нас жрецов не так много, чтобы им Залы на каждом углу выстраивать, – сказал кто-то. В комнате сборов повисла неприятная тишина. – Как по мне, так пусть хоть все храмы снесут, хоть Друагра, хоть Троих. Меньше налогов станет.

– Так, Вэнс! Мы уже это обсуждали, и я тебя предупреждал, – грозно выпалил Эдвин. – С такими речами тебе нечего здесь делать. Уходи!

– Кучка кретинов, – пробормотал сквозь зубы Вэнс.

Он быстро пересек помещение, словно ни секунды не хотел задерживаться на собрании, и с топотом поднялся наверх. Едва лишь мужчина скрылся, остальные вампиры наперебой стали обсуждать этот дурной поступок, вспоминать другие сомнительные слова Вэнса. Больше всех кипятился Эдвин, и как Оуэн ни пытался упокоить эту кагалу, крики и ругань продолжались.

– Помолчите и послушайте!

Парень с грохотом опрокинул стул и выхватил у Мерсера брошюру. Быстро пролистав гербовые листы с вензелями, Оуэн присел на угол стола и зачитал вслух:

«…Сим постановляю: на одного вампира выделить не более двух с половиной акров. Излишек земли изъять и передать на управление империи…»

– То есть… отнимут наши владения? Отрежут куски крестьянских наделов и отдадут дворянам?!

– Два с половиной – этого же так мало!

– И нам нужно смириться с ублюдочным законом?!

Оуэн со злостью швырнул брошюру на стол. Ему хотелось, чтобы буквы разбились от удара и посыпались со страниц.

– Утром типография напечатает сотню экземпляров. Про закон будут трубить по всему городу.

– Так давайте заявим о себе! Наведаемся в типографию.

Мерсер подошел к ящику рядом со столом и откинул с него покрывало. Внутри лежали пыльные бутылки. Вампир вынул одну и потряс. Темная жидкость внутри вязко колыхнулась, и Оуэну показалось, будто что-то в ней всплыло на поверхность. Он взял бутылку из рук Мерсера и больше не отпускал до собрания у типографии.

За ночь новость цепочкой распространилась по всему кварталу, и зараженные идеей вампиры стали стекаться к зданию мануфактуры. Его построили совсем недавно на месте бывшей мастерской, где трудились десятки переписчиков. Теперь их сменили рабочие, что обслуживали станки. Днем здесь всегда было шумно, вечно что-то гремело, а из труб валил густой дым. Рабочие рано собирались у входа, ждали главного мастера с ключами, он обычно следил за порядком. Но сегодня зайти в типографию не сумел никто.

– Вот они – ваши «Три семечка»! Довольствуйтесь! – Эдвин приколол брошюру к дверям дома и обвел гневным взглядом толпу.

Вампиры оттеснили бранящихся рабочих в сторону, завязалась потасовка. Крики нарастали, и стоящему на самодельном помосте Оуэну становилось все тяжелее перекрикивать взволнованных, разъяренных соратников. Парень притащил несколько ящиков загодя, взобрался на них, чтобы его могли видеть со всех концов. Он держал в руках второй экземпляр брошюры и читал для тех, кто не слышал Эдвина. Кто-то передавал в толпе те самые бутылки, ближайший забор разбили на колья.

Небольшой патруль, привлеченный волнениями, попытался уговорить вампиров разойтись. Оружие стражники не доставали, боялись расправы. В ответ им полетели оскорбления и яростные лозунги: «Засуньте себе в задницу Три семечка!» Стражники отступили, ушли за подмогой, насмешливо закричали рабочие, мол, недолго еще вампирам храбриться. До полного восхода солнца оставалось минут двадцать, и многие волновались, боялись получить ожоги.

– Нас скоро разгонят, – крикнул Оуэн стоящему рядом Мерсеру. Тот усмехнулся и поднял повыше бутылку.

– Самое время для последнего голоса!

Мерсер размахнулся и с силой швырнул бутылку в стену дома. Та кувыркнулась в воздухе и разлетелась на мелкие осколки, жидкость брызнула во все стороны и с громким хлопком вспыхнула. «Бах!» Еще одна бутылка! Взрывы зазвучали один за другим, воздух наполнился едким дымом. Языки огня расползлись по зданию типографии, кто-то закричал «пожар!».

Первые секунды Оуэн был оглушен. Он с удивлением смотрел на бутылку, которую по-прежнему сжимал в руке, а Мерсер что-то кричал и указывал в сторону. Чьи-то руки стащили парня с ящиков, и он вдруг почувствовал ржавый привкус во рту.

– Облава! Уходим!

Парень быстро осмотрелся: десятки вампиров в панике метались вокруг, их с двух сторон обходили вооруженные имперцы. Протест вышел из-под контроля. Эдвина нигде не было видно, и Оуэн стал собирать соратников вокруг себя. Небольшой группой они могли бы прорваться, а затем затеряться на улицах по одному. Оуэн пытался организовать отступление, но стражников уже никто не сдерживал. Вампиры падали под ударами палиц, прикрывали головы руками, получали сапогами по ребрам.

– Нет, Мерсер!

Вампир вырвал последнюю бутылку из рук парня и бросил ее в толпу, где стражники смешались с протестующими. Раздался взрыв, полетели осколки. Крики боли смешались с запахами крови и дыма. Оуэн пытался растолкать вампиров, стоящих на пути, но кто-то сбил его с ног.

– Только не сейчас, – простонал парень. Подняться у него не хватало сил.

От кончиков пальцев к локтям тянулся жар, вкус крови во рту стал сильнее. Оуэн чувствовал, как сильно бьется сердце, и как стало тяжело дышать. Все звуки отошли на задний план, и осталась только глухая вибрация, похожая на призрачное касание. Парень сжался в комок и зажал уши. Кто-то наступил на него, но боли Оуэн не ощущал. Он мысленно считал секунды до конца приступа, все его тело бил озноб, а к горлу подкатывалась тошнота. Шум вернулся незаметно, быстро возрос до дикого грохота, вдавил парня в землю и ввинтился в мозг. На секунду Оуэн заметил стражника, возвышавшегося над ним с палицей, закрыл глаза, словно призывая спасительную тьму. И та послушно обхватила парня и понесла куда-то на волнах блаженной тишины.

Оуэн очнулся на холодном полу в луже собственной рвоты. Он с трудом приподнялся на локте, стряхнул с кожи опилки. Через толстые прутья решетки был виден горящий факел и кусок двери. С обеих сторон раздавались голоса – угрозы и мольбы, грязная брань и просто скулеж. Парень сплюнул горькую слюну и встал, цепляясь за стену. В крошечной камере он был один.

– Мортер, к тебе пришли.

Парень секунду непонимающе смотрел на тюремного стражника. Как долго он был здесь? Неужели отец обо всем узнал? Но к свету приблизилась незнакомая фигура. Низкорослый худой мужчина в широкополой шляпе подошел ближе и тихо, но отчетливо произнёс: