Федор Волков - Беглецы

«Пожар!», – ужасная мысль пронеслась в голове Анны. Страх охватил ее, но страх не за себя. Григорий, спящий с одной ногой, близнецы Ротт, чудом спасшиеся от стаи диких собак, Антон, искалеченный на войне… Они же не могут двигаться! Нужно срочно выводить больных!

Анна схватила одну из влажных простыней, что сушились рядом, накинула на себя, прикрыв рот и нос, и помчалась к палатам.

В коридоре царил хаос. Доктора и больные, кто мог ходить, ломились в окна, оказавшиеся намертво заклиненными. С первого этажа неслись крики ужаса и боли, там, кажется, было еще хуже.

С треском обвалилась часть коридора, ведущего в восточное крыло, где лежали послеоперационные больные. Огонь перекинулся на перила. Казалось, он течет, подобно меду, охватывая не только дерево, но и камень. На полу уже лежали полуобугленные тела тех, кому не повезло.

Анна бросилась в западное крыло, где лежали дети. Там же находилось и помещение для докторов. Ей навстречу пронесся, истошно крича, горящий человек, судя по пижаме, один из пациентов. Споткнувшись, он покатился вниз по лестнице, поджигая ступени. Как бы Анна ни хотела, она ничем не могла помочь ему. Вперед, вывести тех, кого еще возможно…

Сестры пытались спасти маленьких пациентов, спуская их на скрученных простынях из выломанных окон. Огонь постепенно подбирался к ним. Вода не спасала, пламя, словно заколдованное, продолжало гореть. Дым резал глаза, мешал разглядеть хоть что-то, забивал легкие удушливой ватой, навевал смертельную дремоту; только поддайся – уже не проснешься.

Анна присоединилась к тем, кто выводил детей из палат и вел к окнам. Эвакуация шла своим чередом, когда на лестнице, объятой пламенем, появилась темная фигура. Существо в плаще держало короткий окровавленный меч, к другой руке был приделан складной арбалет. Застыв в ужасе, Анна наблюдала за приближающейся сквозь огонь фигурой, не в силах даже предупредить остальных. Сама смерть сегодня явилась за ее подопечными. Мальчик и девочка, которых женщина вытащила из горящей комнаты, бросились обратно. Словно спало заклинание оцепенения: твердо направив близнецов в сторону окон, женщина бросилась вперёд, загораживая своим телом остальных.

Навстречу ей устремился клинок, который пронзил грудь женщины. Анна захрипела, изо рта ее полилась кровь. Легкое… Схватив руку с мечом, женщина мертвым грузом повисла на ней, вынуждая убийцу задержаться, пытаясь отцепить побелевшие от натуги пальцы Анны.. Каждая секунда – чья-то жизнь. И если Анна уже мертва, пусть ее смерть будет не напрасной!

Убийца перекинул меч в другую руку, но потерял равновесие, качнувшись в сторону горящей стены. Его плащ охватило пламя, устремившееся к броне. С проклятиями фигура скинула пылающий кусок ткани, обнажая спрятанный под капюшоном череп. Взмахом меча убийца отсек руки прицепившейся женщины. Последний удар, прямо в сердце, и Анна Шерани ушла в Свет.

«…Да, я говорю именно про это. Не мои воспоминания. Откуда они? Ладно, ладно. Чем закончилось? Я убил оставшихся. Спастись удалось пятерым детям и одноногому плотнику. Я не успел догнать их до подхода стражи и магов. Однако, все закончилось хорошо. Эта диверсия имела большие последствия: империя Света списала все на технократов, пробравшихся в город, в связи с чем были сорваны какие-то секретные переговоры о сферах влияния в Божьих холмах, а в верхнем течении Катлы мясорубка завертелась с ещё большей силой. Я вернулся в башню кратчайшим путем, больше не было нужды в маскировке. Бар-Талмай оценил мой успех высоко и я стал частым гостем в Империи Света. Сейчас, однако, мой путь лежит в Свободные города, но я должен еще узнать особенности задания у мастера Шимона. Так что… я здесь. Ты мне поможешь?»

Александр молчал. Воспоминания Нергала, сопровождавшие рассказ, часто перемежались другими, неизвестными картинами, которых Предвестник не замечал. Все они были ужасны. Сноходец не мог поверить, что мыслящее существо вообще способно на такое. Не было слов, чтобы описать жестокость Нергала. Убийца не жалел никого, подстегиваемый жаждой мести за годы унижений и смерть семьи; но было что-то еще. Что-то, заставлявшее ярость Нергала пылать тем сильнее, чем дольше он жил. Что-то, что забирало предсмертные воспоминания жертв, множа безумие, овладевшее убийцей. И Александр собирался это «что-то» вылечить, избавить несчастного от сжигающей его ярости.

– Скажи, что ты чувствуешь, когда убиваешь? – Александр начал погружение в эмоциональную часть мира снов Нергала. Застывшая сцена горящей больницы начала сереть, аура же Нергала наоборот, стала наливаться новыми цветами-эмоциями.

– Чувствую? Радость. Удовлетворение. Счастье. – Нергал был полностью уверен в своих словах. Следы этих чувств были и в ауре, но слабые, неосновные. Чем глубже Александр погружался в чувства, тем явственнее становилось то, что движет Нергалом: голод. Киноварный цвет этого чувства был везде. Однако, это был не обычный голод: Нергал жаждал не смерти, не пищи, не магии. Он питался чувствами жертв, выпивая их страх и отчаянье, добавляя их к своим собственным. Это порождало ту чудовищную жестокость, которая управляла Предвестником.

– Ты хочешь, чтобы тебе стало легче? – голос вяло тянулся, медленно закручиваясь вокруг ауры. – Я уберу гнев, и воспоминания уйдут. Я постараюсь унять твой голод, но есть риск. Если я задену лишнее то некротические чары, удерживающие твой разум, могут развеяться. Ты осознаешь это?

«Помоги мне». Это был не голос, не слова. Нергал не имел силы в этом месте. Это было его чувство, слабое, подавленное, спрятанное за огромным чувством голода. Александру не нужно было иного согласия. Он начал действовать.

«…Вату очнулся после того, как сжег свое племя и все окрестные племена. Вторых людей не было нигде, как не было и Леса. Все сгорело, все умерло, все исчезло. Вату заплакал, ведь он помнил, как убил свой народ и память эта навсегда с ним. Сначала он хотел убить себя, но Лес не давал ему этого сделать. Тогда Вату побежал в далекие края, где Лес уходил под воду. Там он попытался умереть в воде, но и там Лес не дал этому произойти. Тогда Вату побежал далеко-далеко на север, настолько далеко, что о тех местах никто и не знал. Вату бежал долго. Но вот однажды он увидел удивительное: лес закончился. До самого горизонта простиралась огромная поляна, вся покрытая снегом. Стоило Вату выйти из-под сени леса, как он почувствовал слабость. Без леса Вату, наконец, умирал. И это заставило его улыбнуться. Лес же попросил Смерть, и та дала Вату вторую жизнь. Но Смерть не любила Лес и она дала Вату силу питаться жизнями других живых. Тогда Вату пошел обратно в Лес и крикнул громко: «Вот я, Вату, тот, чьими руками ты убил мой народ, выходи и я убью тебя». Лес вокруг засмеялся и забрал плоть Вату. В ответ Мудрый забрал у Леса часть жизни. Деревья засохли, трава сгнила, лесная живность постарела и умерла, когда Вату выпил их. Лес забрал у Вату душу, а Вату в ответ взял еще больше жизни у Леса. Лес испугался, ведь Вату не становился слабее, а совсем наоборот. Тогда он позвал на помощь Землю и Небо. Небо стало кидать в Вату огромные горящие камни, нещадно колотя его. Земля стала открывать трещины и плеваться оттуда лавой. Вату увидел, что его вторая смерть близка, но у него не было души, чтобы обрадоваться этому. Теперь он хотел только мести. А чтобы отомстить он должен выжить. Вату побежал к горам, в которые когда-то завел Первых людей. Там он спрятался в глубокой пещере и попросил Горы уберечь его от смерти. Горы помнили Вату, который так легко предал доверившихся ему, а потому решили его проучить. Горы закрыли пещеру, навеки оставляя Вату внутри, без надежды выбраться…»