Иван Глемба - Боярский холоп

После этих слов картина исчезла, как и лицо молодого мужчины, который почему-то улыбался. Я резко проснулся и долго лежал, ворочаясь, думая, к чему бы этот сон, а потом, уже утром, начал разбираться с тем, что же и к чему мне приснилось. Ответ толком не приходил. Мне было непонятно главное: кто послал мне мысль о том, чтобы я не забыл Пересвета? Как я ни старался, а определить лицо, пославшее мне мысль, не удавалось. Видимо, неизвестный мне мужчина принял меры или просто не хотел, чтобы я узнал его имя. Это было подозрительным, но на самом деле, учитывая ситуацию, я знал, что подобные люди стараются никак не засветиться. Ответ на вопрос: кто же неизвестный мне мужчина, пришел позже.

Налицо было противоречие. Некто Зослав был против того, чтобы я куда-то ехал, а неизвестный мужчина, наоборот, хотел, чтобы я не забыл Пересвета. Одно исключало другое. Выбор я еще не сделал, но все больше склонялся к тому, чтобы принять предложение Тимофея.

Историю же о Пересвете я толком не знал, слышал, что была битва, в которой воевода Боброк Волынский, осуществив фланговый маневр, разбил татар и обратил их на одном из флангов в бегство. Знал я, что перед сражением был поединок, но кто в нем участвовал, мне было неизвестно. Также занимало меня: кто же был тот мужчина, так не желавший, чтобы я куда-то ехал. Ответа на этот вопрос пока не было, хотя кое-какие догадки у меня все же были. Скорее всего, я во сне говорил с кровником. Мне вообще по жизни везло: постоянно на кого-то нарывался. Упорная штука – судьба. Из жизни в жизнь в разных народах и обстоятельствах ты сталкиваешься с одними и теми же лицами, которые преследуют тебя. И деться от этого некуда…

Еще батька Вернидуб предупреждал меня о том, что наши судьбы и судьбы кровников, как и друзей, тесно переплетены и так будет продолжаться до тех пор, пока полностью не разложится дух, а ему до этого, по словам Вернидуба, оставалось совсем немного. Вернидуб многому меня научил, в том числе смотреть сквозь пространство и время, видеть суть вещей, а не их обертку. Если бы не он, сам бы я вряд ли бы дошел до того, что знаю. Все-таки на первых порах тебе необходим в том или ином роде опытный наставник, а батька был в то время на Сечи одним из лучших, если не лучшим характерником. Тем не менее, он видел во мне продолжение нашего общего дела. Традиции не должны были оборваться на нем, но, к сожалению, они по факту уже оборвались на мне, а окончательно оборвутся на казаках, которых я обучал.

Так вот, я думал день, а после решил посоветоваться с Вереницей. Славко, выслушал меня, только рукой по усам провел, прищурил один глаз, искоса на меня посматривая, а потом произнес:

– Как я вижу, кортыть (так и хочется) тебе в путь-дорожку собраться. Где мы, а где Московия… Там же, если нет связей, и в пыточную попасть можно. Запытают, и все тут. Да и кто будет молодежь обучать? Ты Тимофею это сказал?

Я едва заметно наклонил голову.

– Тиме-то, какое дело? Зыск (толк) какой?

– Не знаю, но говорит, что купцы платят щедро.

– Что-то здесь не так, – щурясь, высказал мнение Вереница.

– Вместо меня останешься. Я поеду. Кого-то из наших возьму.

– Нет, батька, так дело не пойдет. Я с тобой поеду. А то ты без меня в какую-нибудь халепу (беду) встрянешь.

– А учить, кто будет?

– Паливода есть. Ему Пабож и Подбородько помогут. А что, казаки справные, умелые, за себя постоять могут, да и других научить…

– А ты чего так обрадовался? – подметил я. – Приключений захотелось? Они за мной, как хвост, следуют: куда я – туда и они.

– Охота на тебя в деле посмотреть, – признался, широко улыбаясь, Славко.

Я в ответ только лишь вздохнул.

– Не нагулялся, саблей не намахался и пороху не нанюхался?

– Этого добра хватает, да все равно влечет. Чувствую, что застоялся, как конь в стойле. С тобой пойду, если решишь.

Я только лишь глубоко вздохнул. Вопрос был решен. Правильно ли я тогда поступил, я понял только лишь спустя годы. Это сейчас, когда мне уже за девяносто, могу точно сказать: я не ошибся, несмотря на опасности и игру, которую против меня затеяли. Многим я не нравился. Смерть по следам ходила, да потеряла меня. А потомкам скажу: нет опаснее врага, чем враг, рядящийся в личину друга. Во многом мы проиграли сражения не потому, что были слабее врагов, а потому, что в нашем стане были предатели, действия которых в самый решительный момент приводили к печальным последствиям.

Тимофею же, который, как будто что-то почуял и на следующий день пришел ко мне за ответом, я сказал, что окончательно приму решение после соревнований, которые в начале осени по издавна ведущимся обычаям устраивали казаки. Для этого были отведены специальные места. День и час казацких забав выбирался в каждый год индивидуально в зависимости от обстановки и казацких походов, однако в те времена, несмотря на сложную ситуацию, отсутствие многих казаков, забавы все равно проводились. Их главными устроителями были казацкие батьки, часть старшины и атаманы. Победители соревнований имели определенные привилегии и заслуженно уважались остальными казаками. Хочешь или нет, а в казацкой среде люди сильные, умелые, умеющие за себя постоять, ценились, несмотря на упрямый характер. А он был у большинства бойцов вольного стиля.

Атаманам, возглавляющим ватаги, всегда требовались умелые и знающие свое дело воины. Так что забавы поощрялись еще и атаманами, которые вроде бы и казаками считались и к Войску впрямую, скажем так, не принадлежали. В особенности взаимоотношений и иерархии на Сечи я подробно вдаваться не буду. Скажу лишь, что сечевая организация была отлажена и действовала, как единый механизм, но кроме внешней стороны существовала еще и внутренняя.

Сечевые законы были законами рыцарской доблести. Да, не буду скрывать, не все их выполняли. Требовать этого от всех было иногда смешно. Да и как тут говорить о чести, когда близких тебе людей убивают или уводят в рабство? Тем не менее, большинство казаков, в том числе и я, соблюдали неписаные законы казацкого братства. Один из них гласил, что, если не объявлена война, то нападать на противоположную сторону ты не имеешь право. Твои действия будут тогда рассматриваться, как разбой.

Но много ватаг не соблюдало этого правила. Да и как тут соблюдать, когда казаки и некоторые мурзы, промышляющие ясырем, были кровными врагами? Скажу сразу, на всех татар это не распространялось. Но на пограничье, а за Великим Лугом уже шли земли, закрепленные за ногайскими татарами, и казаки, несущие дозор, и татары все прекрасно знали, кто какой участок земли контролирует или караван ведет. Имена атаманов и мурз были на слуху. Кроме этого на пограничье действовали еще отряды-невидимки, в них частенько набирался всякий сброд или янычары получали практику в боевых условиях. Стычки мелкие и средние, происходящие помимо походов татарских орд за ясырем, были суровой реальностью. Их счет шел за год даже не на десятки.