Иван Глемба - Боярский холоп

В общем, я после Франции, вернувшись в родные места, заново отдыхал и слушал песни Родины. Ее напевы вдохновляли и насыщали меня особой силой здешних бесконечных степей и земли, на которой издавна, еще от Потопа, жили наши далекие предки, ведя свой род от первых людей, прибывших сюда на кораблях-ковчегах. Корабли были разобраны, а сплавы и металлы от них долгие тысячелетия служили потомкам неиссякаемым источником для изготовления самых разных изделий, пока где-то около шести тысяч лет от времени моего рассказа, не рассыпались в прах. Срок действия металлов и сплавов истек, после чего человечество начало свой путь заново. Я же, наблюдая за собой, пространством и временем, видел и слышал и ариев, и их потомков, и киммерийцев, и скифов а также представителей других народов, проживавших в здешних краях.

Я ощущал себя в какой-то мере наследником всего того богатства в виде людей, природного царства, которое было и пока еще есть в здешних местах, проявляется в первозданной природе, в особом звучании окружающего, в твоем дыхании и поведении. Чувство, посещавшее меня, сложно описать словами. Можно назвать его единением с окружающим, но это не единение. Твое восприятие по-особенному полно и проявляет себя в видении настоящего, прошлого и, что было впервые для меня, формирующегося будущего. До этого времени я не зрел будущее. Лишь вернувшись из Франции, я начал воспринимать кое-какие картины, если честно, то совсем не доставляющие мне отрады при виде творящегося в будущем. Я был не готов зреть то, что грядет, что предстает моему взору.

С другой стороны, нам никто и ничего не дает тогда, когда ты готов. Чаще всего в жизни любого человека события происходят помимо готовности. И тут, если ты не научишься быстро перестраиваться и обретать устойчивость, тебе никто не поможет. Поэтому жизнь во многом больше похожа даже не на поле, а на водную стихию, в которую каждый из нас окунается. В какой-то мере больше шансов выжить у тех, у кого есть их обучать и обучить. Мне повезло. Такими учителями были казацкие батьки Вернидуб и Задерига, приёмным сыном которого я стал. Узнал я об этом, правда, уже после двадцати пяти лет, но все равно считал и считаю Задеригу своим отцом. Если бы не он, я вряд ли бы выжил в сгущающихся сумерках времен. Я стал бы жертвой и быстро бы ушел из жизни, а так я один из семьи продолжил казацкую традицию, став батькой.

После разминки и упражнений, купания следовал завтрак, который дежурные к этому времени уже подготовили. Затем каждый шел заниматься своим делом. Примерно половина казаков тогда шла ловить рыбу, а вторая – задерживалась. Кому задержаться, решали батьки. Еще где-то полчаса или час работы и казаки присоединялись к побратимам. Рыбы надо было наловить много не только для того, чтобы питаться в данный момент, но и для вяления, копчения и соления. Требовалось немало соли, но ее приходилось привозить на подводах издалека с юга. Чумаки с задачей справлялись, но очень часто многие из них погибали вдали от дома. Один из исконных казацких промыслов заключался в сопровождении чумацких караванов на юг к Перекопу и на соляные лиманы.

За счет этого и пополнялась казна Запорожского Войска из столетия в столетие. И никакие смерти и опасности не могли остановить привычного хода дел, когда с весны десятки караванов тянулись по шляхам на юг. Соль нужна была всем. Даже крымский хан был заинтересован в торговле солью. Крымское ханство богатело. Вот только сосчитать все пограбленные караваны было невозможно. Охотников до чужого добра в Диком поле всегда хватало. Ногайские татары, просто отряды кочевников, промышлявших разбоем, могли нагрянуть неожиданно в самый неподходящий момент. Бесчисленное количество историй о том, как складывались судьбы выживших, хранит в себе степь для тех, кто умеет ее читать. Я один из них, поэтому подготовил для потомков серию рассказов о приключениях чумаков и не только о них.

Казацкие же звытяги (забавы) во всей своей красе начинались где-то к пяти часам вечера, когда солнце уже начинало уставать и клонилось ближе к земле. К этому времени становилось достаточно прохладно, а организм, размявшийся и разогретый, как раз был готов к тому, чтобы воспринять более активные и интенсивные нагрузки. Как правило, перед занятиями казаки отдыхали где-то с полчаса. Большая часть из них дремала или расслаблялась, лежа на земле на кунтушах или плотных подстилках. Только после отдыха, искупавшись, казаки приступали к тренировкам. И в данном случае я никого не заставлял, не принуждал и не показывал, кому что и как делать. Каждый казак сам выбирал для себя упражнения, которые необходимы были для него на данный момент. Их надо было почувствовать. Так, во всяком случае, тренировались казаки из куреня казацкой разведки и примкнувшие к ним «проходимцы», как некоторые паны и шляхтичи называли казаков, сопровождавших караваны и казацкий люд, сменивший ярмо на саблю.

Самых отчаянных, непоседливых, резких и неуступчивых не любили не то, что поляки и шляхта, а даже казацкая старшина. Зато, по сути, на них и держались Сечь и сечевые традиции. Батюшки, которые приходили на Сечь, вначале не могли понять, где они находятся, потом плевались, изрыгая хулу, но вместе с тем вскоре привыкали. Уклад-то казацкий как поменяешь? К нему приходилось приноравливаться. Разношерстное казацкое сообщество опиралось только лишь на себя, свою силу, на саблю, на пистоль и на свой разум. Не было бы этого – не было бы такого явления, как казачество на Руси.

После вольных упражнений начиналось самое интересное – схватки. К ним допускались не все. Казацкий батька и его помощники давали разрешение на схватки. Без их одобрения никто из казаков не мог противостоять в поединке соперникам. Поскольку в лагере я был главным казацким батькой, то решение принимал я, а в отсутствии меня – Вереница или Паливода. Поединки разделялись. Вначале следовали один на один и без оружия, потом на одного нападали двое, трое и даже пятеро. После этого следовал некоторый отдых, разбор схваток, а потом в дело вступали палки, копья и сабли.

Если честно, не было такого предмета, который не мог использоваться в сражении. Даже вырезанные деревянные ложки вполне подходили для того, чтобы ими, если умел, всерьез выключить противника. Базовыми были те или иные упражнения, а потом каждый нарабатывал, что понял, увидел и осознал. Брали пример с батек и их помощников, но батька показывал, как правило, один раз. И все вслед за ним, как стадо, не повторяли. Кто, как понял, тот так и выполнял. Потом, когда приходило время, батька вновь возвращался к пройденному, уже подробнее показывал и рассказывал. В общем, методов и способов было немало, как донести до учеников то, что им было необходимо знать.